Оглавление

Часть 3. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

#

3.1. Социальный институт как система статусов и ролей

#

3.1.1. Понятие социального статуса

#

3.1.2. Социальная роль

#

3.1.3. Социальный институт

#

3.2. Социальная классификация

#

3.2.1. Марксистская традиция в классовом анализе

#

3.2.2. Немарксистские подходы к определению классов

#

3.3. Теории социальной стратификации

#

3.3.1. Классификация или стратификация?

#

3.3.2. Квантификация социального пространства

#

3.3.3. Координаты экономического подпространства

#

3.3.4. Шкалирование осей политического подпространства

#

3.3.5. Проблемы изучения профессионального подпространства

#

3.4. Социальная мобильность

#

3.4.1. Сущность, виды и параметры

#

3.4.2. Механизмы и каналы социальной циркуляции

#

3.4.3. Исторические и общемировые тенденции социальной мобильности

#

3.5. Социальные системы и cоциальные организации

#

3.5.1. Системный подход: общие положения

#

3.5.2. Социальная система: понятие, сущность и проблемы изучения

#

3.5.3. Социальная организация как вид социальной системы

#

Литература к части 3

#

Часть 3. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ

СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

В начало

Изучая любой объект, мы рано или поздно (скорее всего - с самого начала) обращаемся к вопросу о том, как он устроен, из каких частей и крупных фрагментов состоит, и каковы функции этих отдельных элементов, блоков и узлов в жизнедеятельности системы или организма в целом. Такой подход характерен и для медиков, тщательно и досконально изучающих и каждый из органов человеческого тела, и способы их связи между собою; и для биологов, которые, обнаружив, что все живое состоит из клеток, стремились найти составные части этих первичных "кирпичиков"; и для физиков, настойчиво докапывающихся до самых глубинных элементов атома и ядра. Настойчивое стремление к исследованию строения, устройства интересующих нас предметов и явлений, видимо, является вообще неотъемлемой чертой процесса познания, ибо даже ребенок старается заглянуть внутрь приглянувшейся ему игрушки - именно так постигаются азы окружающего мира.

Точно так же поступают и люди науки. Вспомним, что студенты-медики начинают с изучения анатомии - науки о строении человеческого тела, о том, из каких составных элементов и частей состоит это тело. Да и любая научная дисциплина - будь то физика, химия, биология - в качестве своего фундамента содержит комплекс информации о том, из каких элементов, больших и малых частей складывается объект ее изучения. Так что строение, структура изучаемого объекта является одним из основных предметов любой науки.

Не является исключением и социология. Каждый из крупных социологов уделял в своем творчестве немало внимания проблеме строения общества. Правда, подходы их при этом весьма различались. Классическая социология, главным образом, искала ответы на вопрос о том, в какие крупные социальные группы объединяются индивиды, составляющие то или иное общество, и каковы наиболее характерные признаки, по которым можно занести конкретного индивида в "списки" конкретной группы. Современные социологи гораздо чаще направляют свой мысленный взгляд на поиски "безличных" элементов - статусов, ролей, функций, институтов.

В основе любой структуры лежит не столько сходство людей между собою, сколько их различие, неравенство. Причем, если взять биологические и даже психологические параметры, присущие разным людям, то мы обнаружим здесь гораздо меньше разнообразия, чем в тех случаях, когда мы обращаемся к различиям позиций, которые они занимают в социальной структуре.

В социологии сложилось довольно много теорий и концепций, ставящих в центр своего внимания изучение социальной структуры. Большинство из них делают упор на детерминирующей, определяющей роли социальной структуры по отношению к составляющим ее элементам. Кроме того, эти теории трактуют структуру не как навеки застывшую конфигурацию, а подчеркивают ее динамичный, изменяющийся со временем характер.

В теоретической социологии преобладают две основные модели социальной структуры - (1) ценностно-нормативная и (2) категориальная. Первая из них наиболее отчетливо представлена школой структурного функционализма. Сущность функционального подхода состоит, во-первых, в выделении элементов социального взаимодействия и, во-вторых, - в определении их места и значения (функции) в социальной связи. Общественную жизнь функционалисты рассматривают как бесконечное множество взаимодействий между людьми и группами людей и переплетение этих взаимодействий. Для того, чтобы подвергнуть их анализу, необходимо найти в этой чрезвычайно подвижной социальной системе какие-то устойчивые элементы. Совокупность этих устойчивых элементов и образует структуру. Структуры не связаны однозначно с конкретными индивидами, а образуют совокупность позиций участия индивидов в системе. Заполнение тех или иных позиций означает для участвующих индивидов приобретение некоторого социального статуса. При этом предполагается, что занятие более ответственных позиций и исполнение соответствующих таким позициям функций должно получать вознаграждение со стороны системы - прежде всего, в виде социального престижа. Так или иначе, система должна обеспечивать распределение индивидов по различным позициям структуры, где их деятельность могла бы послужить удовлетворению как индивидуальных, так и общественных потребностей.

Категориальные модели в качестве основных компонентов социальной структуры выделяют большие группы людей, объединенных схожими социальными признаками - классы, социальные страты, профессиональные группы. Здесь есть два основных направления, несколько по-разному описывающих и трактующих социальную структуру. Сторонники марксизма и неомарксизма подчеркивают обусловленность социальной структуры и ее особенностей характером господствующего способа производства и стремятся, прежде всего, выявить противоречия в ней. Представители же различных концепций технологического детерминизма главным источником изменений, происходящих в социальной структуре, считают технологические инновации и полагают, что технический прогресс способен сам по себе разрешить все противоречия в структуре.

Ниже мы попытаемся более подробно рассмотреть в обобщенном виде основные положения упомянутых теорий и концепций, и, кроме того, затронем проблемы перемещения индивидов и социальных групп по различным позициям социальной структуры - процесса, который называется в социологии социальной мобильностью.

 

3.1. Социальный институт как

система статусов и ролей

В начало

Всякий сложный агрегат состоит из каких-то элементов, объединенных в достаточно крупные блоки, интегрирующихся, в свою очередь, в единое целое. Так, любой биологический организм представляет собою единую систему органов, каждый из которых состоит из клеток. Что же мы могли бы принять в качестве элементарных единиц общества? Казалось бы, что за вопрос - конечно же, людей... Однако обратим внимание на то, что в своих взаимоотношениях люди сплошь и рядом относятся друг к другу не просто как к личностям, основывая эти отношения не на своих симпатиях и антипатиях, личных эмоциях и чувствах, точнее - не на одних только эмоциях и чувствах. Мы смотрим друг на друга, прежде всего - как на начальника (подчиненного), мужа (жену), студента, преподавателя, милиционера и т.п. Когда, например, студент заканчивает вуз, окружающие изменяют свое отношение к нему, в их отношении появляется нечто иное, более уважительное и почтительное, хотя как личность он, вероятно, практически не изменился с получением диплома. Согласимся, что именно такой взгляд людей друг на друга и образует в первом приближении то, что мы называем социальной структурой. Довольно часто нас, в первую очередь, интересуют не столько личностные характеристики тех, с кем мы общаемся, сколько то положение, которое они занимают в обществе. Независимо от того, нравятся нам люди или нет, мы можем относиться к одним из них с почтением, к другим - фамильярно, к третьим - снисходительно или даже с пренебрежением.

 

3.1.1. Понятие социального статуса

Рассматривая социальные системы, мы уже говорили, что существуют концепции, согласно которым люди не могут рассматриваться как элементная база общества. Люди, скорее, проживают в этих системах, подобно жильцам многоквартирного дома, которые въезжают в квартиры, расположенные на разных этажах его, покидают их, переезжая в другие квартиры, расположенные этажом выше или ниже, или вообще - в другие дома. Взаимное расположение этих квартир никоим образом не изменится от того, кто именно занимает их в данный момент. (Хотя конкретные жильцы в период своего обитания в квартире, конечно, могут придать ей свои индивидуальные черты, произведя по своему вкусу ремонт, держа ее в порядке или неисправности).

Примерно так же обстоит дело и с социальными системами. Они образуются в результате упорядочивания различных социальных позиций: одни позиции расположены в этой системе выше, другие ниже, третьи располагаются примерно на одном и том же уровне. Соответственно относятся друг к другу и люди, занимающие эти позиции: к одним они обращаются как к высшим, к другим - как к низшим, к третьим - как к равным. Чем же определяется взаимное расположение этих социальных позиций? Ответ на этот вопрос, по сути дела, содержится в самом переводе термина: status - это по латыни правовое положение. Другими словами, статус человека - это совокупность его прав и обязанностей в отношении других людей, обладающих иными статусами. Обратим внимание на двойственность этой связи: мои права в отношении другого человека оборачиваются его обязанностями по отношению ко мне, и наоборот.

Вряд ли можно считать наиболее общим и исчерпывающим определение статуса, которое дает в качестве такового, к примеру, В. Сапов: "положение личности, занимаемое в обществе в соответствии с возрастом, полом, происхождением, профессией, семейным положением". Нам думается, что перечисление всего, "в соответствии с чем" определяется тот или иной статус, вообще неуместно: человек имеет свой отдельный статус в каждой социальной сфере жизнедеятельности, к которой он причастен (более того, этот набор сфер непрерывно изменяется на протяжении его жизни). Мы непрерывно изменяем свой статус даже в течение одного дня. Проснувшись, мы идем завтракать со своими родителями, находясь в статусе сына или дочери; выйдя на улицу, мы вплоть до автобусной остановки сохраняем за собой статус пешехода; сев в автобус, приобретаем статус пассажира; войдя в двери своего института, вплоть до окончания занятий остаемся в статусе студента... Словом, всякий раз, когда мы оказываемся в составе какой-то общности людей, объединенных общими целями и совместной деятельностью, мы приобретаем определенный статус (точнее, нас наделяют им окружающие). Совокупность статусов, характеризующих личностные и социальные позиции одного и того же человека, называются статусным набором. Можно считать, что сочетание всех свойств в известной мере характеризует индивидуальность человека, его неповторимое место в системе общественных отношений. Однако всякий раз любой конкретный статус в любой сфере жизнедеятельности и в каждой из общностей характеризуется определенными правами и определенными обязанностями. В этом смысле представляется более приемлемым и гораздо более общим определение Н. Смелзера: "Статусом называется позиция человека в обществе с определенными правами и обязанностями".

Права и обязанности - это всегда две стороны одной и той же социальной связи. Те права, которые дает родителям их статус в отношении своих детей, имеют своей оборотной стороной не только и не столько обязанности детей по отношению к родителям, сколько их же, родителей, обязанности по отношению к детям (хотя, в свою очередь, содержание родительских прав, конечно, во многом определяется и обязанностями детей).

Отметим два важных момента, связанных с понятием социального статуса. Во-первых, совокупность всех статусов в любом обществе организована в иерархические ряды. Другими словами, статусы находятся в соподчиненности друг другу, а значит, соотношение их, как правило, выражается в понятиях "выше-ниже". Статусы не равны друг другу и отражают неравенство людей. Во-вторых, понятие статуса всегда относительно. Понятие статуса неприменимо ни к одному человеку, пока он находится один, сам по себе, вне связи с другими людьми. Для того, чтобы это понятие обрело смысл, требуются, по меньшей мере, два человека, статус одного из которых неизбежно будет отличаться от статуса другого. Так что можно смело утверждать, что Робинзон не имел никакого статуса, пока на острове не появился Пятница.

Среди множества разнообразных статусов, которыми обладает один и тот же человек, можно выделить главный (или ключевой) - тот, что решающим образом определяет его социальные позиции в обществе в целом. Чаще всего этот статус - особенно в современных обществах - связан с экономической и профессиональной деятельностью. Но не только. В расово-сегрегированном обществе, например, главный статус может определяться цветом кожи. В теократическом государстве чрезвычайно важно вероисповедание, а также та позиция, которую занимает человек в церковной иерархии. Главный статус обычно определяет образ жизни человека, круг его общения, престиж в глазах окружающих.

Какие-то статусы мы приобретаем от рождения - та же самая раса, принадлежность к определенной национальной общности, наконец, статус сына или дочери. Такие статусы называются приписанными (или аскриптивными). Само это понятие - "аскрипция" (или дословно - приписывание) означает, что определенные качества индивидов заданы в большей степени тем положением, в котором эти индивиды рождены (и над которым они фактически не имеют контроля), нежели их собственными достижениями. Приписанные статусы особенно важны в традиционных - кастовых и сословных - обществах, где человек рождался принцем или нищим, т.е. мог при появлении на свет получать принадлежность к очень высокой или очень низкой статусной группе. Получение аскриптивного статуса - по определению - не зависит от самого человека, его желаний и действий.

Следует отметить, что в общем случае аскриптивный статус не совпадает с прирожденным. Прирожденными, строго говоря, могут считаться только три социальных статуса: пол, раса, национальность. Это ситуация, в которой социальное положение определяется чисто биологическими факторами. Вплоть до самого последнего времени изменить их было в принципе невозможно. Однако в связи с последними успехами медицины выяснилось, что в результате серии чрезвычайно сложных хирургических операций оказывается возможным изменить не только цвет кожи (и специфические черты лица, определяемые расовой принадлежностью), но и пол. Так что вопрос о прирожденности этих статусов также приобретает некоторую неопределенность.

Целым набором статусов обладает любая система родства. Причем, только часть из них являются аскриптивными - те, что выражают ту или иную степень кровного родства (отец, мать, сын, дочь, брат, племянник, кузен и т.п.). Целый ряд родственных статусов являются приобретаемыми. Так, женившись, мужчина приобретает не только статус мужа собственной жены, но и получает в родственники всю ее кровную родню.

Вообще бу льшую часть статусов из своего статусного набора человек, конечно, завоевывает, прилагая к этому какие-то усилия. Для того чтобы приобрести статус студента, необходимо пройти вступительные испытания в вуз, а чтобы удержать (подтвердить) этот статус, приходится два раза в год сдавать экзаменационные сессии; достижение статуса специалиста с высшим образованием потребует немало потрудиться над дипломным проектом и подготовкой к государственным экзаменам. Такие статусы именуются достигаемыми (или приобретенными).

Признание обладания человеком тем или иным статусом (иногда даже отождествление его личности с этим статусом) называется идентичностью. При этом независимо от того, получена ли идентичность от рождения или же достигнута в результате затраченных усилий, в любом случае она усваивается индивидом через процесс взаимодействия с другими людьми, окружающими его. Именно другие идентифицируют его особым образом. Только если идентичность подтверждена другими, она становится реальной для самого индивида, считающего, что он обладает ею. Другими словами идентичность - это продукт взаимодействия идентификации и самоидентификации. Именно другие идентифицируют его особым образом.

Например, сегодня все чаще (причем, не только в специальной литературе, но и в широкой прессе) появляются материалы о трансвеститах - индивидах, которые идентифицируются как мужчины, но которые предпочли бы быть женщинами (или наоборот). Они могут проделывать любое количество действий, испытывать все виды хирургических вмешательств для того, чтобы реконструировать свой организм с точки зрения желаемой новой идентичности. Однако сущностная цель, которой они стремятся достичь, состоит в том, чтобы по крайней мере некоторые другие приняли эту новую идентичность, то есть идентифицировали их с этой точки зрения. Невозможно очень долго быть чем-то или кем-то только для себя. Речь идет о том, что при идентификации нашего статуса другие должны сказать нам, кто мы есть, другие должны подтвердить нашу идентичность. Хотя, конечно, имеются случаи, когда индивиды настойчиво твердят о своей идентичности, которую больше никто в мире, кроме них самих, не признает за реальную. П. и Б. Бергеры называют таких индивидов "психотиками", считая, что они "являют собою маргинальные случаи" самоидентификации.

Следует различать социальные и личные статусы одного и того же человека. Личный статус - это позиция, занимаемая человеком в своем непосредственном окружении, оценка, которую дают ему его родственники, коллеги, друзья. Различные люди, обладающие одним и тем же социальным статусом, могут иметь различные социальные статусы, и наоборот. Можно было бы провести такое различие: личный статус - это положение, которое человек занимает в малой (как правило, первичной) группе, а социальный - позиция, занимаемая им в большой социальной общности. Социальный статус носит в значительной степени безличный характер, тогда как личный статус подчеркивает ваши индивидуальные качества.

Различие социального и личностного статуса всегда отчетливо просматривается в степени авторитета и влияния, которыми обладает человек в структуре коллектива той формальной или неформальной организации, к которой он принадлежит. Скажем, исследования рейтинга преподавателей (которые проводятся в виде опроса студентов, выставляющих им оценки по целому ряду профессиональных качеств) выстраивают их всех в ранжированном ряду. Этот список возглавляют лидеры - преподаватели, получившие самые высокие оценки (рейтинг), а замыкают аутсайдеры - преподаватели, оцененные студентами ниже всех. Другими словами, одни преподаватели имеют более высокий статус, а другие - более низкий. Однако речь здесь идет исключительно о личном статусе, ибо социальный статус у всех преподавателей, входящих в список рейтинга, конечно же, одинаковый. И, конечно же, личностный статус является в гораздо большей степени достигаемым, нежели социальный (за исключением, может быть, того особого статуса, которым мы наделяем своих близких родственников).

И точно так же, как каждый из нас обладает целым набором социальных статусов, наша жизнедеятельность характеризуется и определенным комплексом статусов личных. Это связано с тем, что на протяжении своей жизни мы одновременно (точнее, попеременно) принимаем участие в жизни множества малых групп - своих семей, компаний друзей, учебных и производственных коллективов, спортивных команд. При этом в каждой из них у нас устанавливается свой особый статус - высокий, средний или низкий.

Мы уже говорили, что социальные статусы - это что-то вроде пустых ячеек. Люди, которые заполняют эти ячейки, неизбежно привносят в них свою индивидуальность. В конце концов, любые права и любые обязанности можно соблюдать с большей или меньшей степенью охоты и добросовестности. Другими словами, прочность нашего социального статуса в какой-то степени нередко зависит от нашего личного статуса. Но и личный статус в немалой степени определяется уровнем статуса социального.

 

3.1.2. Социальная роль

В то же время всякий раз, когда человек занимает определенную социальную позицию, его поведение, вероятно, будет зависеть не столько от того, каково его собственное представление о том, как необходимо вести себя человеку, занимающему такое положение, сколько от того, чего именно ожидают от обладателя этой позиции окружающие его люди, нежели от его индивидуальных личностных характеристик. Характер поведения, ожидаемый от обладателя того или иного социального статуса, как раз и называется социальной ролью.

Например, конкретный школьный учитель исполняет роль "учителя", которая соотносится с определенным ожидаемым - со стороны учеников, школьного руководства и родителей - поведением, независимо от его (или ее) личных чувств; и благодаря этому, становится возможным обобщение професионально-ролевого поведения учителя вне зависимости от индивидуальных характеристик тех людей, которые занимают эту социальную позицию.

Социологическая важность понятия роли состоит в том, что она демонстрирует нам, каким образом и с помощью каких механизмов индивидуальная деятельность испытывает на себе влияние общества и, благодаря этому, следует регулярным установленным образцам. Исполнение нами определенных ролей упорядочивает социальную жизнь, потому что делает поведение людей предсказуемым. Ниже мы увидим, что социологи используют роли в качестве своего рода элементарных структурных единиц, из которых конструируются социальные институты. Например, школа как социальный институт может быть подвергнута анализу в качестве собрания и взаимодействия ролей учителей и учеников, которые будут общими для всех школ.

В теории социальных ролей достаточно широко представлены два основных подхода. Само понятие роли впервые было систематическим образом использовано в начале 30-х гг. Дж. Г. Мидом, предшественником теории символического интеракционизма. Он описывал роли как продукт взаимодействия между людьми, которое носит экспериментальный и одновременно созидательный характер. Мидовская социальная философия изначально проявляла интерес к тому, каким образом дети осваиваются в обществе и развивают свои социальные сущности ("самости") путем принятия ролей, то есть как бы примеряя на себя в своем воображении роли других - отцов, матерей, учителей, врачей. Взрослые в своем поведении, как предполагалось, тоже используют "примерку" на себя ролей других людей для разработки своих собственных ролей. В соответствии с теорией символического интеракционизма, каждая роль включает в себя взаимодействие с другими ролями; например, роль "учителя" невозможно понять без роли "ученика", и она может быть определена только как ожидаемое поведение наставника в соотнесении с ожидаемым поведением ученика. Процесс взаимодействия означает, что люди, исполняя свои роли, всегда проверяют сложившиеся у них более или менее целостные представления относительно ролей других, и реальные реакции людей, действующих в ролях других, подкрепляют такие концепции или ставят их под вопрос. Это, в свою очередь, ведет людей к тому, чтобы поддерживать или изменять собственное ролевое поведение.

Второй подход берет свое начало от Р.Линтона (1936). Впоследствии этот подход стал составной частью функционализма - одной из наиболее влиятельных школ современной социологии. Функционализм рассматривает роли как сущностно предписанные и статические (т.е. неизменяемые) ожидания. Эти предписания коренятся в культуре общества и находят свое выражение в социальных нормах, которые и вводят поведение в русло ролей. Подход культурных предписаний признает, что роли могут часто определяться в связи с другими ролями, однако не считает, что сам процесс взаимодействия может создавать новые роли или модифицировать уже существующие. Хотя, конечно, индивиды могут получать информацию о содержании своих ролей и о том, насколько успешно их исполнение, в ходе взаимодействия с людьми, исполняющими другие роли.

Каким образом социальное окружение заставляет людей правильно выполнять свои роли? Этому служит механизм санкций. Когда кто-то, имеющий определенный статус, ведет себя таким образом, что это расходится с нашими ожиданиями, мы, разумеется, проявляем тем или иным образом свое неудовольствие, раздражение, гнев; и наоборот, если люди исполняют свои роли как ду лжно, мы выказываем им свое одобрение, поощрение. Тем самым социум направляет людей в русло, желательное для общества в целом, по крайней мере - для ближайшего социального окружения.

Сколько-нибудь эффективное изучение социальных ролей при огромном их разнообразии в обществе требует хотя бы самой общей их классификации. Такого рода попытка была предпринята в начале 50-х гг. Т.Парсонсом. Он выделил пять основных параметров, с помощью которых может быть описана любая роль.

1. Уровень эмоциональности. Думается, каждому ясно, что существуют роли, в которых ожидается максимально бесстрастное (и беспристрастное) поведение - работников правоохранительных органов, например. В то же время если столь же эмоционально сдержанно будет вести себя ваша жена (муж), то, вероятно, ваша реакция на это будет не самой положительной.

2. Способ получения. Учитывая, что роль есть поведение, ожидаемое от обладателя определенного статуса, мы вправе ожидать, что характер статуса окажет свое влияние и на характер роли. И в самом деле, рисунки некоторых ролей обусловливаются приписанным характером их статуса; другие же роли приобретаются вместе с приобретаемым статусом (конечно, и те и другие роли их обладателям приходится "разучивать", чтобы правильно исполнять).

3. Масштаб. Некоторые из ролей довольно жестко ограничены определенными аспектами взаимодействия. К примеру, если преподаватель вуза при оценке уровня знаний студента на экзамене будет проявлять интерес не только к тому, как студент усвоил пройденный материал, но и принимать во внимание степень его религиозности или политические убеждения, то это будет означать, что он выходит за рамки роли, а значит исполняет ее неправильно. В то же время, например, рамки отношений между ролью отца и ролью сына раздвинуты гораздо шире, поскольку отца должны заботить самые разнообразные стороны жизни его детей.

4. Степень формализации. Исполнение многих ролей в значительной степени формализовано, т.е. носит заведомо безличностный характер. Таковы практически все роли в большинстве формальных организаций - особенно бюрократических, военных и полувоенных. Здесь правила поведения четко очерчены и предельно обезличены, а диапазоны импровизации невелики (хотя, как показывает теория организаций, и не исключены полностью). Другая крайность - это слабо очерченные роли, такие, как отца или друга, где диапазон для внесения сугубо личных моментов гораздо шире. Вряд ли следует ожидать, что инспектор ГИБДД обязан вникать во все обстоятельства вашей личной жизни, которые привели вас к данному конкретному нарушению правил дорожного движения; если же он будет относиться к одним нарушителям с большей снисходительностью, чем к другим, мы оценим такое исполнение роли как некорректное. И наоборот, исполнение роли друга потребует от вас гораздо более внимательного отношения к слабым и сильным сторонам того, с кем вы взаимодействуете; здесь гораздо большее значение, чем в первом случае, имеет личный статус обоих партнеров.

5. Мотивация. Исполнение различных ролей обусловлено разными мотивами. Вряд ли мы будем ожидать, что бизнесмен затрачивает свои деньги, время и энергию, руководствуясь соображениями процветания своей общины или обогащения нанимаемых им работников; главная его цель - извлечение максимальной прибыли (прежде всего - с целью дальнейшего вложения средств в дело для извлечения еще большей прибыли и т.д.). Политик руководствуется в своих действиях расширением объема личной власти. Работники же органов социального обеспечения ставят своей целью достижение благополучия своих клиентов. Все эти мотивы, разумеется, причудливо переплетены в сложном социальном взаимодействии, где-то отчасти совпадая по своей направленности, где-то противореча друг другу. Вообще из всех критериев классификации ролей критерий мотивации, вероятно, наиболее трудно поддается непосредственному учету и анализу.

Словом, так или иначе любая социальная роль представляет собою сложное, комплексное сочетание конкретного выражения всех этих пяти характеристик. Дальнейшая разработка теории ролей в социологической теории послевоенного периода привела к существенным добавлениям в нее. Так, Э.Гоффман (1959) ввел понятие ролевой дистанции. Им обозначается ситуация субъективного отделения от роли ее исполнителя, когда он не может "сжиться" с нею, не чувствует себя при исполнении роли как рыба в воде. Так, в "Записных книжках" А.П. Чехова описан набросок сюжета, в котором действуют университетский профессор, с отвращением и скукой относящийся к преподаванию и по ночам с упоением занимающийся переплетанием книг, а также посещающий его переплетчик, большой любитель учености (тайно по ночам занимается наукой).

В этот же период разрабатываются концепции ролевого конфликта. Это понятие довольно многозначно и описывает целый ряд довольно типичных ситуаций. (1) Это может произойти в тех случаях, когда индивид обнаруживает, что он (или она) должен исполнять в одно и то же время две или более ролей, причем каждая из них выдвигает несовместимые с другими исполняемыми ролями требования. Такое нередко происходит, например, с теми работающими женщинами, которые должны удовлетворять одновременно ролевым ожиданиям служащей, жены и матери, которые могут вступать между собою в конфликт. (2) Бывают ситуации, когда личность определяет рисунок своей роли иначе, нежели те, кто находятся в связанных с нею ролях, как это происходит, например, в тех случаях, когда у учителя складываются свои собственные представления о том, как должно выглядеть профессиональное поведение педагога, а эти представления оспариваются родителями или местными руководителями системы образования. (3) Может сложиться и так, что чья-то роль оказывается на пересечении внимания двух или более статусных групп, чьи ожидания относительно того, как именно должна исполняться эта роль, противоречат друг другу. В такой ситуации может оказаться, например, мастер, на которого направлены конфликтующие ожидания со стороны менеджеров и со стороны рабочих.

Люди с течением времени вырабатывают свои способы преодоления ролевого конфликта. Существует несколько довольно распространенных способов такого рода, которые обобщил, к примеру, Р. Мертон. Среди них, например, установление для себя степени важности различных ролей - с тем, чтобы в ситуации конфликта отдать предпочтение тому, что представляется более важным; четкое разделение различных сфер жизнедеятельности, где исполняются роли, между которыми возможен конфликт; наконец, шутка.

Еще одной проблемой, которая интересовала социологов в последние годы, была свобода индивидов в ролевом творчестве - возложении на себя ролей и их исполнении. По современным представлениям, она достаточно широко варьирует - прежде всего, в зависимости от того, какие возможности для импровизации допускает соответствующий ей тип статуса. А.И. Кравченко, к примеру, сравнивает исполнение социальной роли с действием в античном театре масок. В представлении актеру предписано произнесение определенного текста, а на лицо его надета неподвижная маска, соответствующая характеру исполняемого персонажа. Сегодня роль этого персонажа исполняет один актер, в завтрашнем представлении - другой, который наденет ту же маску и будет произносить тот же текст. Однако голос, который раздается из ротовой прорези, отражает индивидуальность актера, движения - манеру его игры, а, кроме того, актер вполне может несколько отступать от дословного произнесения текста роли, хотя и не имеет права искажать его смысла. Словом, любая социальная роль допускает возможности импровизации. И, вероятно, определенный отпечаток на характер этой импровизации будет накладывать общая ролевая система, которой обладает данный индивид в соответствии со своим специфическим статусным набором.

 

3.1.3. Социальный институт

Теперь пришло время поговорить о термине, который вынесен в заголовок данной главы. Понятие социального института характеризует крупномасштабные объединения социальных статусов и ролей, предназначенные для упорядочивания всей общественной жизни. Этим понятием в самом общем виде обозначают устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих взаимодействие людей в определенной сфере жизнедеятельности и организующих его в систему ролей и статусов. Совокупность таких систем ролей и статусов и образует, в конечном счете, Большую Систему, именуемую социальной системой.

Понятие института, так же, как и роли, имеет отношение к установлению неких общих для всех образцов поведения, однако институт рассматривается как единица более высокого порядка общности, которая инкорпорирует в себя множество соотносящихся и связанных между собою ролей. Так, школа как социальный институт охватывает роль ученика, роль учителя, роли руководителей учебного процесса (директора, завуча); кроме того, учитывая, что школа довольно плотно связана и с внешним окружением, школа как институт связана с ролями родителей, ролями инспекторов (например, районного управления народного образования), методистов и т.п. Причем эти роли примерно одинаковым образом "расписаны" в каждой из школ, которые в своей совокупности образуют систему школьного образования в данном регионе или даже в обществе в целом.

При этом, разумеется, следует различать социальный институт как совокупность правил взаимодействия от конкретных организаций и социальных групп, функционирующих по этим правилам. Так, понятие "институт моногамной семьи" означает вовсе не отдельную конкретную семью, а просто комплекс одинаковых или очень схожих норм, которым руководствуются в своей повседневной жизнедеятельности бесчисленное множество семей моногамного типа. Другими словами, социальный институт не следует отождествлять с совокупностью лиц, учреждений, организаций, снабженных определенными материальными средствами осуществляющих определенную общественную функцию. Успешное осуществление социальной функции тесно связано с наличием в рамках соответствующего социального института целостной системы стандартов поведения, необходимых для реализации этой функции. Таким образом, с содержательной стороны социальный институт - это не что иное, как набор целесообразно ориентированных стандартов поведения конкретных лиц в типичных ситуациях.

Поскольку правила и нормы, образующие институты, так или иначе отражают различные ценности, которые разделяют члены данного общества, мы можем вынести свое суждение о степени его сплоченности, интегрированности, если знаем, все ли члены общества подчиняются этим правилам и нормам (т.е. исполняют предписанные им роли) и насколько строго они их придерживаются. Кроме того, такая информация дает нам представление о том, насколько глубоко эти нормы интернализованы в мотивациях людей. Мы уже упоминали выше, что под интернализацией имеется в виду процесс, в ходе которого индивид изучает и воспринимает как обязательные для себя лично социальные ценности и нормы поведения, рассматриваемые как уместные в его или ее социальной группе или более широком обществе. Это происходит путем превращения ценностей и норм, задаваемых извне, в глубокие внутренние убеждения.

В теоретической социологии сформировалось целое направление, связанное с изучением устойчивых форм организации и регулирования общественной жизни, - институциональная социология. Здесь исследуется влияние на социальное поведение людей различных социальных нормативных актов и институтов. Сама необходимость возникновения институтов и их функционирования рассматривается в качестве естественноисторической закономерности. С позиций институциональной социологии, социальные институты предназначены для сознательного регулирования и организации жизнедеятельности больших масс людей и постоянного воспроизведения повторяющихся и наиболее устойчивых образцов поведения, привычек, традиций, передающихся из поколения в поколение.

Вообще говоря, понятие социального института пришло в социологию из юридических наук, где оно обозначает комплекс законов и норм, регулирующих социально-правовую деятельность в определенной сфере (к примеру, институт собственности, институт наследования и т.п.). В то же время в социологии это понятие приобрело значительно более широкий смысл и стало обозначать вообще весь спектр социально регулируемого и организованного поведения больших социальных групп.

Таблица 3.1

Типы социальных институтов и их функции

Функции

Типы институтов

Репродукция (воспроизводство общества в целом и отдельных его членов, а также их рабочей силы)

Брачно-семейные

Культурные

Образовательные

Производство и распределение материальных благ (товаров и услуг) и ресурсов

Экономические

Контроль за поведением членов общества (в целях создания условий для конструктивной деятельности и урегулирования возникающих конфликтов)

Политические

Правовые

Культурные

Регулирование использования власти и доступа к ней.

Политические

Коммуникация между членами общества

Культурные

Образовательные

Защита членов общества от физической опасности

Военные

Правовые

Коерсивные

Медицинские

В общественной и индивидуальной жизни насчитывается бесчисленное множество самых разнообразных сфер совместной деятельности людей. Вряд ли было бы плодотворным с аналитической точки зрения связывать с каждой из них свой собственный отдельный социальный институт. Целесообразнее было бы провести своеобразную типологию этих сфер деятельности и указать, в рамках какого института осуществляется ее регулирование. Большинство авторов, анализирующих сферы действия и функции социальных институтов, прямо связывают их формирование с необходимостью регулярного и организованного удовлетворения определенных общественных потребностей. Действительно, если мы хотим понять, в чем состоит суть функций того или иного института, мы должны прямо связать ее с удовлетворением потребности. Одним из первых указал на эту связь Э. Дюркгейм: "... Спрашивать, какова функция разделения труда, это значит исследовать, какой потребности она соответствует". Следовательно, если мы хотим составить типологию социальных институтов, нам необходимо выделить наиболее важные социальные потребности, в удовлетворении которых нуждается для своего нормального развития любое общество, и указать те институты, функцией которых является удовлетворение этих потребностей (см. табл.3.1).

Все эти социальные потребности удовлетворяются, конечно, не автоматически, не спонтанно, не сами собой. Для этого необходимы совместные, скоординированные усилия всех членов общества, и эти усилия осуществляются в рамках институтов. Помимо организации совместной деятельности, институты служат также целям распределения различных ресурсов, в которых нуждаются все институты для своего нормального функционирования.

П. и Б. Бергеры, опираясь на "социальный реализм" и теорию социальных фактов Э. Дюркгейма и исходя из того, что важнейшими социальными фактами следует считать социальные институты, вывели целый ряд базовых социальных характеристик, которыми они должны обладать. Кратко рассмотрим эти характеристики.

  1. Институты воспринимаются индивидами как внешняя реальность. Другими словами, институт для любого отдельно взятого человека представляет собою нечто внешнее, существующее отдельно от реальности мыслей, чувств или фантазий самого индивида. В этой характеристике институт имеет сходство с другими сущностями внешней реальности - даже деревьями, столами и телефонами, - каждая из которых находится вне индивида. Он не может, например, пожелать, чтобы дерево исчезло. То же самое относится и к институту.

  2. Институты воспринимаются индивидом как объективная реальность. Фактически это в несколько иной форме повторяет предыдущую характеристику, но не вполне совпадает с ней. Нечто является объективно реальным, когда любой человек согласится с тем, что оно действительно существует, причем вне и независимо от его сознания и дано ему в его ощущениях.

  3. Институты обладают принудительной силой. До некоторой степени это качество подразумевается двумя предыдущими: фундаментальная власть института над индивидом состоит именно в том, что он существует объективно, и индивид не может пожелать, чтобы он исчез по его желанию или прихоти. Нравится нам это или нет, добровольно или против своего желания, осознанно или неосознанно, но мы все вынуждены выполнять предписания и правила, составляющие содержание практически любого из социальных институтов, в рамках которых протекает наша жизнь. В противном случае могут наступить негативные санкции.

  4. Институты обладают моральным авторитетом. Институты не просто поддерживают себя принудительной силой. Они провозглашают свое право на легитимацию - то есть они оставляют за собой право не только каким-либо образом наказать нарушителя, но и вынести ему моральное порицание. Разумеется, институты различаются по степени своей моральной силы. Эти вариации выражаются обычно в степени наказания, налагаемого на нарушителя. Государство в экстремальном случае может лишить его жизни; соседи или сослуживцы могут объявить ему бойкот. В обоих случаях наказание сопровождается чувством негодующей справедливости у тех членов общества, которые причастны к этому.

  5. Институты обладают качеством историчности. Институты - это не просто факты, но исторические факты; они имеют историю. Почти во всех случаях, переживаемых индивидом, институт уже существовал до того, как он родился, и будет после того, как он умрет. Значения, воплощенные в институте, аккумулировались в течение долго времени несметным числом индивидов, чьи имена и лица никогда уже не будут извлечены из прошлого.

3.2. Социальная классификация

В начало

Понятие "класс" в самом общем виде используется для обозначения некого множества, состоящего из элементов, каждый из которых обладает, как минимум, одним общим для всех свойством; именно наличие этого общего свойства и позволяет объединить их все в единый класс. Каждый из этих элементов может выступать в качестве выразителя и представителя своего класса.

Что касается термина классификация, то, взятый одновременно с определением "социальная", он означает не что иное, как систему больших групп людей, расположенных в иерархическом (т.е. соподчиненном) ряду, образующих в своей совокупности общество в целом. Само понятие "социальный (или общественный) класс" ввели в научный оборот в начале XIX века французские историки Тьери и Гизо, вкладывая в него при этом главным образом политический смысл, показывая противоположность интересов различных общественных групп и неизбежность их столкновения. Примерно в тот же период ряд английских экономистов предприняли первые попытки раскрыть внутреннее строение классов, их "анатомию".

Однако по-настоящему активное использование этого термина в социологии и других социальных и политических науках начинается с К.Маркса. И, хотя сам Маркс не дает четкого и однозначного определения понятия "класс" (как мы увидим ниже, это сделал В.И. Ленин), принимая его как нечто само собой разумеющееся и хорошо всем известное, анализ классовой структуры индустриального капитализма XIX столетия занимает в его трудах огромное место. В своих работах понятие класса Маркс использует, прежде всего, в экономическом смысле, хотя имеются различия во взглядах на то, что же считать решающими экономическими детерминантами.

3.2.1. Марксистская традиция в классовом анализе

Маркс производил анализ классов, главным образом, в аспекте экономической жизнедеятельности общества, а именно - отношений собственности на капитал и средства производства. Он подразделял население на тех, кто обладает собственностью на средства производства, и на тех, кто лишен такой собственности - на капиталистов и пролетариат. Правда, при этом признавалось существование и других очень больших групп, которые не находили места в этой структуре, таких, как крестьяне и мелкая буржуазия, однако Маркс был твердо убежден, что они представляют собой пережитки докапиталистической экономики, которые будут стремительно исчезать, "размываться" по мере все большего созревания капиталистической системы. В марксистской традиции введение понятия "класс" было более чем просто способом описания экономического положения различных социальных групп, поскольку Маркс рассматривал классы не только как удобную аналитическую модель, но как вполне материальные коллективности и реальные социальные силы, способные изменять общество.

В то же время, хотя экономический подход Маркса подчеркивает, прежде всего, объективные факторы, он был также очень хорошо осведомлен и о субъективном измерении, которое называл классовым сознанием. Очень часто, утверждал он, существует расхождение между объективными обстоятельствами и субъективным осознанием, которое имеют люди о своем положении в классовой системе. Достаточно часто люди могут заблуждаться относительно своей реальной позиции в обществе - о таком случае Маркс говорит как о ложном сознании. Одной из важнейших предпосылок успешной революции со стороны эксплуатируемого класса как раз и является возрастание классового сознания, то есть осведомленность людей о том, что они действительно являются угнетаемой группой, и это их общая судьба. Непрерывное стремление капиталистов к извлечению прибыли ведет к эксплуатации пролетариата, и потому, как был убежден Маркс, - к его непрерывной пауперизации. В таких условиях рабочие должны развивать в себе классовое сознание, и пролетариат должен расти от бытия в качестве класса "в себе" (т.е. просто экономически определенной категории, не обладающей самосознанием) до становления в класс "для себя", состоящий из рабочих с классово осознанным взглядом на мир и готовый вступить в классовый конфликт с капиталистами.

Макс Вебер, общий подход которого к социологии был во многих смыслах долгосрочной конфронтацией с Марксом, в принципе признавал правильность марксова разделения населения на классы по признаку наличия или отсутствия собственности на капитал и на средства производства. Однако он считал такое разделение слишком грубым, одномерным, упрощенным и предлагал дополнить его градацией в соответствии с экономическими различиями в емкости рынка труда. Класс трактуется Вебером как группа людей, обладающих одинаковыми жизненными возможностями. Классовая позиция, согласно Веберу, детерминирует возможность того, что жизнь индивида будет следовать определенным паттернам. Это означает, что, вследствие определенной общности доступа к ограниченным ресурсам, существует сильная вероятность того, что люди внутри одного класса, имеют схожие биографии, поведение и намерения в смысле того, чего они желают и чего реально достигают в этом конкретном обществе.

Одним из источников емкости рынка товаров и услуг выступает капитал, а квалификация и образование наемных работников формируют другой рынок - труда, который тоже должен приниматься во внимание при классовом анализе. Другими словами, предлагалось рассматривать в качестве критерия классификации не только собственность на средства производства, но и собственность на рабочую силу. Поскольку владельцы собственности на средства производства образуют класс, те собственники рабочей силы, чья квалификация оказывается редкой на рынке и которые, благодаря этому, будучи наемными работниками, получают высокое жалование, также конституируются в класс. Таким образом, Вебер выделял в капиталистическом обществе уже не два, как Маркс, а четыре основных класса в соответствии с теми позициями, которые они занимают на товарном рынке (что определяется размерами собственности на средства производства) и на рынке труда (что определяется уровнем квалификации) - см. табл.3.2. Позиции же, занимаемые классом на том или ином рынке, детерминируют жизненные шансы, получаемые его представителями, т.е. возможности, которыми обладает индивид для того, чтобы претендовать на получение определенной доли производимых в обществе товаров экономического и культурного характера.

Классовый конфликт, по Веберу, - это действительно общераспространенное явление, но он с наибольшей вероятностью возникает между группами с непосредственно противостоящими интересами - например, скорее, между рабочими и менеджерами, нежели прямо между рабочими и капиталистами. Вебер отмечал также немаловажное значение других принципов стратификации, которые отличались от чисто классовых, а именно - социальной репутации или статуса, а также власти.

Таблица 3.2

Система классов в капиталистическом обществе по М.Веберу

Класс

Позиции

на рынке товаров

Позиции

на рынке труда

Буржуазия (класс собственников капитала)

высокие

-

Профессионалы (класс интеллектуалов, администраторов и менеджеров)

-

высокие

Мелкая буржуазия (класс мелких предпринимателей и торговцев)

низкие

-

Рабочий класс

-

низкие

Современные подходы к анализу классовой структуры часто отвергают марксистское определение. В продвинутых, т.е. развитых обществах диверсификация собственности и преобладание ее акционерной формы, а также отделение владения капиталом от менеджмента и контроля над индустрией делают отсутствие концентрированной в одних руках собственности на капитал столь широко распространенным явлением, что это не дает возможности провести четкого различия между группами с различным экономическим положением - например, между менеджерами и фабричными рабочими. Не сбылось и предсказание Маркса о пауперизации (что отмечал еще в конце прошлого века Э. Бернштейн).

Тем не менее, говорить о полном отказе от марксистских подходов к классовому анализу общества было бы преждевременно. Убедительная логика, четкая внутренняя связь различных разделов всей марксовой теории заставляет некоторых социологов вновь и вновь обращаться к марксистской методологии, на которой, например, в значительной степени основаны рассматриваемые ниже подходы к классовому анализу Э. Райта и его коллег.

 

3.2.2. Немарксистские подходы к определению классов

В различных социологических школах - например, американской и английской - классовые теории развивались в несколько различных направлениях. Послевоенные американские социологи вообще рассматривали свое общество как бесклассовое. Это происходило отчасти вследствие того, что они полагали, будто уже не существует резких перепадов в распределении материального вознаграждения (которое они располагали по ранжиру вдоль непрерывного континуума), отчасти - из-за их убежденности, что индивидов в современном обществе можно вполне правомерно распределять в классы по множеству критериев и факторов, не связанных с экономически определенным классом, таких, как род занятий, религия, образование, этническая принадлежность. Они принимали, скорее, точку зрения Вебера относительно статуса и разрабатывали многомерный подход, который трактовал социальный статус и престиж как независимые факторы, которые ослабляли или даже вытесняли экономически детерминированный класс. Большинство иерархических схем профессиональных шкал, используемых в исследовании неравенства, просто предполагали, что профессии могут, скорее, быть ранжированы по принципу "лучше" или "хуже", нежели по другим - соответствующим доходу и престижу, которые получают их обладатели.

Британские социологи в этот период первоначально принимали в качестве решающей детерминанты класса разделение труда и определяли основной принцип классового деления как границу между физическим и нефизическим трудом. Это, как тогда представлялось, должно было соответствовать основным различиям в экономических и социальных условиях жизни. Такое деление было даже принято в качестве официально-статистического и по итогам переписи 1951 г. сформировало основу Британского Генерального Регистра классификации социо-экономических групп (SEG - Socio-Economic Groups). Эти социо-экономические группы включают в себя людей, чьи жизненные стили (или образы жизни) схожи в отношении социального, культурного и досугового поведения, и люди помещаются в SEG, прежде всего, на основе их профессиональных занятий и профессионального статуса. Число статусов первоначально составляло тринадцать, а к 1961 г. увеличилось до семнадцати. Существует сжатая версия шести социо-экономических классов, которые описываются как (1) профессионалы; (2) работодатели и менеджеры; (3) клерки - промежуточные и младшие работники нефизического труда; (4) квалифицированные работники физического труда и самостоятельные (самонанимаемые) непрофессионалы; (5) полуквалифицированные работники физического труда и обслуживающий персонал; (6) неквалифицированные работники физического труда.

Такого рода разграничение носило в значительной степени искусственный характер, и в теоретическом классовом анализе социологи редко используют эту классификацию; однако нельзя не признать, что она, в конечном счете, проистекает из веберовского замечания о жизненных шансах. Так или иначе, это деление не является широко употребимым в социологии, поскольку в развитых обществах экономические и социальные условия многих видов интеллектуального труда (во всяком случае, более низкого уровня) становятся все более похожими на те, в которых работают и живут работники физического труда; не существует и значительных различий между теми, кто находится у подножия и на вершине лестницы занятий физического труда. Теперь класс определяется, скорее, по критериям рыночных и трудовых ситуаций. Рыночная ситуация относится к материальному вознаграждению и жизненным шансам (таким, как оплата работодателем дополнительных льгот, страховок и иных материальных благ), безопасности и возможностям служебного продвижения. Трудовая ситуация имеет отношение к характеру решаемых трудовых задач, технологии производства и структуре социальных отношений в системе контроля в фирме. Предполагается наличие согласованности между этими факторами в том смысле, что рыночное вознаграждение и трудовые условия прогрессирующим образом улучшаются по мере восхождения по классовой иерархической лестнице. Значительное внимание уделялось процессу, именуемому структурализацией, в ходе которого классы могут трансформироваться из экономических категорий в социально значимые группы. Факторы, детерминирующие структурализацию, включают в себя, в частности, проживание в сравнительно однородных по составу, моноклассовых общинах, низкие показатели социальной мобильности, которые удерживают людей в рамках одного класса, и общность жизненных стилей, которые ведут к превращению классов в идентифицибельные группы. Различимость классов может дополняться вариациями в разделяемых социальных ценностях и в политической идентификации.

Приложение этого общепринятого определения, которое теперь уже довольно близко основывается на веберианском подходе к классу, не всегда легко осуществимо на практике. Критерии в принципе учитывают разнообразие классов, основанное на различных уровнях вознаграждений, различных типах трудовых ситуаций и различных их комбинациях. И, тем не менее, точная идентификация нескольких основных классов - это сегодня дело, скорее, интерпретации, нежели самоочевидного и объективно детерминированного бытия. Теперь общепринятой социологической моделью классовой структуры в некоторых странах (например, в Великобритании) является разделение населения на три класса - рабочий, промежуточный и высший. Работники физического труда относятся к рабочему классу; работников не-физического труда низкого уровня, таких, как клерки и низшие техники, относят к промежуточному классу; а менеджеров, администраторов и профессионалов - к высшему. Некоторые социологи помещают в рабочий класс и канцелярских работников, но это не общепринятый взгляд. В то же время, как мы видим, в эту схему опять не вписываются крупные капиталисты, а также мелкие и средние предприниматели.

Что касается американской социологии, то ее в вопросе о классовой структуре характеризует значительное разнообразие взглядов и направлений. Укрупненно можно было бы выделить два основных подхода - немарксистский и марксистский (или направления, близкие к ним), интерес к которым в 70-80-е гг. в США заметно возрос. Для немарксистского направления характерно выделение в классовой структуре просто "высших" и "низших" классов. Если быть более точным, то традиционное деление придерживается четырехчленной структуры:

Высший класс (Upper Class), отличающийся наиболее высокими размерами благосостояния и власти.

Средний класс (Middle Class), который образуется весьма пестрым конгломератом социальных групп - от предпринимателей средней руки до среднеоплачиваемых инженеров и клерков.

Рабочий класс (Working Class), объединяющий работников физического труда.

Низший класс (Underclass), включающий в себя, как правило, представителей этнических меньшинств, а также женщин, занятых на самых низкооплачиваемых, наименее безопасных и наименее привлекательных рабочих местах.

В то же время большинство социологов отчетливо осознают, что такого крупномасштабного деления для более углубленного анализа классовой структуры явно недостаточно. Они стараются найти более тонкую градацию классового деления современной Америки. Так, Р.Ротмэн в своей монографии "Неравенство и стратификация в Соединенных Штатах" поступает достаточно прямолинейно: он просто выделяет слои внутри среднего класса, присоединяя их к трем другим классам с указанием примерной доли каждого из них в общем объеме населения (см. табл. 3.3).

Затем он детально рассматривает каждый из названных классов, их состав, особенности жизненного стиля и политического поведения. В основу же определения социальной иерархии Ротмэн, как и большинство западных социологов, кладет размер дохода. То, что он называет классом "предпринимателей" включает в себя городскую и сельскую мелкую буржуазию. Не обходит Ротмэн и вопрос о характере распределения: согласно приведенным им данным, 0,5% процента населения владеют 20,4% активов, тогда как 40% американцев обладают менее, чем 3% общего богатства, находящегося в руках частных лиц. Отметим, что, производя свою классификацию, автор не разделяет социальную структуру и структуру занятости населения: так, в состав рабочего класса, помимо индустриальных и сельскохозяйственных рабочих, включены работники сферы услуг - одна из наиболее многочисленных профессиональных категорий в современной Америке.

Таблица 3.3

Структура современного американского

общества по Р.Ротмэну

Класс

Уд. вес (%) в населении США

высший

1-2

высший средний

5-10

предприниматели

5-10

низший средний

20-25

рабочий класс

50-60

низший класс

10-15

На этот же момент обращает внимание и другой американский социолог - Чарльз Андерсон. Он подчеркивает, что рост численности занятых в сервисном секторе отражает изменения, происходящие в структуре занятости, но отнюдь не в социальной композиции общества. В целом ряде своих работ Ч.Андерсон выдвигает тезис о возникновении "нового рабочего класса". Традиционный рабочий класс, по мнению автора, представлен, главным образом, "синими воротничками" и составляет 40-45% глав семейств в совокупной рабочей силе страны. В дополнение к нему "новый рабочий класс" состоит из наемных служащих ("белых воротничков"), причем основу его образуют ученые, инженеры и техники, вовлеченные в производство; кроме того, Андерсон относит сюда работников образования и здравоохранения, а также большинство управленческих, торговых и офисных работников. Автор представляет развернутую характеристику классовой структуры США в начале 70-х гг. (см. табл. 3.4).

Несмотря на некоторую противоречивость предлагаемых категорий, автор дает достаточно убедительную и, по мнению многих исследователей, близкую к действительности картину классового строения американского общества.

Среди американских социологов, опирающихся на марксистское понимание класса, следует выделить работы Эдварда Райта. В своей монографии "Классовая структура и определение дохода" он подчеркивает, что игнорировать общественные отношения производства означает отвергать одну из фундаментальных причин неравенства при капитализме.

Таблица 3.4

Классовая структура США по Ч. Андерсону

Классы

% в общем объеме

(1) Капиталистический класс

0,5-2

(2) Старый средний класс

9

В том числе:

 

"самостоятельные бизнесмены"

3

"самостоятельные специалисты"

4

фермеры

2

(3) Новый рабочий класс

19

В том числе:

 

специалисты

12

управляющие-администраторы

7

(4) "Белые воротнички"

23

В том числе:

 

торговые работники

6

конторские работники

17

(5) "Старый рабочий класс"

35

В том числе:

 

высококвалифицированные рабочие

11

полуквалифицированные рабочие

17

неквалифицированные рабочие

5

сельскохозяйственные рабочие

2

(6) Работники сферы услуг

12

Райт справедливо указывает на теоретические и практические сложности, возникающие при выявлении классовой принадлежности наемных работников из числа "белых воротничков" - менеджеров, специалистов разного уровня, техников. В связи с этим он выдвигает новое положение о "противоречивых локациях внутри классовых отношений". К таким "локациям" Райт относит: менеджеров и супервайзеров (располагаются между буржуазией и рабочим классом), "полуавтономных служащих" (между рабочим классом и мелкой буржуазией), а также мелких нанимателей рабочей силы (между буржуазией и мелкой буржуазией). Сама же мелкая буржуазия как класс - это скорее реликт простого товарного производства, нежели продукт капитализма (см. рис. 3.1).

Итоговые результаты анализа проведенной Э. Райтом и его коллегами анализа классовой структуры США таковы: самый многочисленный класс общества - рабочий: рабочие вместе с теми, кто занимает противоречивые, но близкие к ним локации, составляют от 50 до 60 % населения. В то же время Райт указывает на одну немаловажную деталь: большинство нынешних рабочих составляют женщины и представители этнических меньшинств (minorities).

Рис.3.1. Классовая структура США по Э. Райту

В последнее время западных социологов все больше занимает проблема изучения полового состава различных классов. Так, критика традиционного подхода к классовому анализу состоит, в частности, в том, что он концентрирует свое внимание на мужчинах и игнорирует женщин. К примеру, в Великобритании женщины составляли в начале 80-х гг. около 43 процентов всей занятой рабочей силы. Женщины, работающие в сфере нефизического труда, сегодня сосредоточены в значительной степени в небольшой группе занятий, в основном, в ограниченном круге профессий, а также на канцелярских и торговых должностях, а в сфере физического труда - на неквалифицированных фабричных работах (например, уборка). Их профессиональные занятия имеют тенденцию отделяться от мужских - определенные должности и специальности вообще в широком масштабе резервируются именно для женщин. Они имеют также более низкий по сравнению с мужчинами уровень рыночного вознаграждения. Если бы участие женщин во всех сферах занятости было равномерным, игнорирование полового разделения не могло бы повлиять на способ, каким изучается классовая структура. Но поскольку это не так, у социологов, которые исследуют профессиональную занятость, имея в виду только или главным образом мужчин, могут сложится искаженные представления о форме классовой структуры, поскольку, игнорируя женщин, они выпускают из рассмотрения значительные пласты в общей структуре занятости.

Вообще теоретические и практические результаты трактовки мужчины как центральной фигуры в классовом анализе являются предметом широкого обсуждения в социологии. Одной из центральных проблем здесь является превращение семьи в единицу анализа в эмпирических исследованиях класса, и это ставит вопрос о передаче и закреплении сложившегося материального и культурного неравенства в последующих поколениях (при изучении, например, социальной мобильности). Правда, для того, чтобы приписать семье определенную классовую позицию, необходимо обусловленно определить классовые позиции всех членов семьи на основе рода занятий одного из членов - мужа/отца, рассматриваемого в качестве главы домохозяйства и главного кормильца. Практика эмпирических исследований показывает, что в большинстве случаев выполнение этого условия становится проблематичным. Если, например, мужу и жене приписываются, исходя из их индивидуальных профессиональных занятий, различные классовые позиции, то классовая позиция семьи не может считаться четко очерченной. Кроме того, образы жизни тех семей, где заработок (доходы) приносят двое, могут существенно отличаться от других, принадлежащих тому же классу, где зарабатывает лишь один. Плюс к этому, некоторые феминисты полагают, что в классовой теории несправедливо игнорируется выполнение женщиной неоплачиваемой работы по дому, поскольку эта домашняя работа поддерживает силы членов семьи на оплачиваемой работе, помимо этого, они заняты еще и репродуцированием следующего поколения занятых.

 

3.3. Теории социальной стратификации

3.3.1. Классификация или стратификация?

Термин "стратификация" еще сравнительно недавно рассматривался в советской социологической науке как символ "тлетворного влияния Запада". В своем стремлении к утверждению и поддержанию мифа о непрерывном движении к социальной однородности социалистического общества идеологи от науки бдительно искореняли любые намеки о том, что неравенство людей, по сути дела, вечно, а тем более - всякую мысль о том, что это неравенство может служить источником постоянного саморазвития общества (хотя вообще-то такая мысль вполне соответствует принципам диалектики). Всякие предположения о стратифицированности советского общества, о наличии в нем "верхов" и "низов", "элиты" и "дна" жестоко пресекались (тем более, что и сама эта терминология была не "нашей", а "буржуазной"). Именно поэтому, как утверждает Р. Рывкина,

"...никакие исследования реального распоряжения собственностью, реальной дифференциации по размерам дохода и объему власти не велись. Проблематика эта жестко контролировалась многими социальными институтами: цензурой, прессой, издательствами, партией. В результате население СССР полвека не знает, из каких групп состоит то общество, в котором оно живет".

Другими словами, советская общественная наука при описании социальной структуры прибегала исключительно к принципу классификации, отвергая стратификационный подход и объявляя его лженаучным.

Между тем оба этих подхода никоим образом не могут исключать друг друга. Это просто две измерительные линейки с различными масштабами. Понятие "класс", удобное и уместное при макроподходе, оказывается явно недостаточным, когда мы попытаемся рассмотреть интересующую нас структуру более детально. Кроме того, для выработки системного подхода одного лишь экономического измерения, которое предлагает нам марксистский классовый подход, явно недостаточно. Поэтому и теоретические, и практические политического и административного характера потребности заставляют нас искать иные методики измерения социальной структуры.

Здесь и открываются те возможности, которые как с аналитической, так и с практической точки зрения предоставляет измерение стратификации. "Страта" (strata) в переводе с латыни означает не что иное, как "слой". А что представляют собою выделенные тем же Ротмэном внутри среднего класса промежуточные группы - "высший средний", "предпринимательский" и "низший средний" классы? Их можно было бы назвать "субклассами", а точнее - различными иерархически организованными слоями одного и того же среднего класса. То же самое мы могли бы сказать о "противоречивых локациях внутриклассовых отношений" Э. Райта. Таким образом, стратификацион-ное измерение - это не что иное, как достаточно тонкая градуировка слоев внутри класса, позволяющая провести более глубокий детализированный анализ социальной структуры.

П. и Б. Бергеры описывают это довольно образно:

“ Понятие стратификации совершенно преднамеренно возбуждает геологическое воображение. Оно предполагает некую гору, в которой один над другим размещаются различные слои камня и почвы. Это как раз тот образ, который данное социологическое понятие хочет предложить. Существует дополнительное предположение, согласно которому нужно вскрыть поверхность для того, чтобы обнаружить точную организацию слоев. Горы очень редко можно увидеть в разрезе, чтобы с одного взгляда можно было понять, какова их геологическая стратификация. То же самое справедливо в отношении обществ. Поэтому любое социологическое исследование стратификации требует большой работы, чтобы раскопать или удалить поверхностные материалы, которые скрывают от взгляда то, что реально происходит на глубине. Более того, социологи, подобно геологам, не хранят в тайне друг от друга свои проекты раскопок” .

Однако это только один из аспектов понятия стратификации. Другим является тот подход, начало которому положил М.Вебер. Мы уже говорили выше о предложенной им модели классовой дифференциации общества. Однако он выдвигал и другие принципы определения социального неравенства. Во-первых, тип стратификации, основанный на статусе. Статус относится просто к степени социальной оценки, которой удостаивается индивид или группа. Нет нужды говорить, что очень часто между статусом и классом существует тесная связь. Но эта связь не является необходимой или универсальной. Так, бывают случаи, когда люди занимают высокую позицию в классовой системе, но не приобретают сравнимого статуса. Простым примером тому может служить богатый выскочка, стремящийся войти в состав аристократического общества. И наоборот, могут быть люди или группы с высоким статусом, которые в классовой системе занимают сравнительно низкие позиции. Примером тому могут быть военные во многих обществах. Тесно связано со статусом веберовское понятие сословия как страты. Сословие (это слово, конечно, употребляется здесь не в смысле собственности, а как пример - когда люди говорят о буржуазии как о третьем сословии во времена Французской революции) понимается Вебером как социальная группа, в которой индивид рожден и в которой он остается под воздействием добродетели, которую Вебер называет кодексом чести. Отсюда следует, что попасть в систему сословий значительно труднее, чем продвинуться в классовой системе. В последней главным механизмом мобильности является приобретение экономических средств. В сословной системе этого, конечно, недостаточно; можно купить множество вещей, но нельзя купить факт своего рождения - неважно, сколько у тебя денег. Строго говоря, при совершенной системе сословий никому невозможно продвинуться, хотя, нарушив положения кодекса чести, некоторые люди могут опуститься ниже. В то же время в реальной жизни возможности вхождения в сословную систему существуют, и одной из наиболее важных является вступление в брак. Вступив в брак с тем, с кем надо, можно как бы исправить факт своего рождения.

Кроме того, согласно Веберу, существует стратификация, базирующаяся на власти. И это опять же может быть связано или не связано и с классом, и со статусом. Власть определяется Вебером довольно просто - как способность осуществлять свои намерения в обществе даже вопреки сопротивлению других. В обсуждаемой стратификации, основанной на власти, Вебер также использует такие понятия, как "политический класс" или "партия". Другие социологи предпочитают пользоваться понятием элиты. Какое бы понятие ни использовалось, совершенно ясно, что все общества стратифицированы не только с точки зрения доступа людей к ограниченным ресурсам и статусу, но также и к власти. Некоторые группы в этом отношении более могущественны, чем другие. Поэтому мы можем говорить еще об одном типе веберовской стратификации - политическом.

Еще одно ключевое понятие стратификации (особенно в американских исследованиях) - это стиль жизни. Это понятие, впервые введенное Вебером, относится к общей культуре или к способу жизни различных групп в обществе. Некоторые американские социологи делали акцент на стиле жизни вместо экономических факторов, и думали посредством этого обеспечить недвусмысленно немарксистский способ исследования стратификации. Это в особенности справедливо в отношении исследований стратификации в Америке, которые стимулировала работа Ллойда Уорнера. В 30-40-е годы Л. Уорнер провел подробное полевое исследование социальной структуры общины Ньюберипорт в штате Массачусетс (следуя обычному правилу анонимности при полевых работах, Уорнер назвал эту общину "Янки сити"). При этом в качестве основного типологического признака он взял репутацию, точнее то, как определяли чью-то классовую принадлежность его соседи и земляки.

Исследование Уорнера интересно также тем, что это одна из немногих работ, где показано различие доминирующих духовных ценностей у представителей различных страт - в частности, моральных. Уорнер разделил общину, которую он изучал, на шесть классов: вначале на три - высший, средний и низший, а затем каждый из них еще на два - высший и низший. Таким образом, он получил шесть страт, проранжированных от высшей-высшей (ведущей свое происхождение от старых семей Новой Англии) до низшей-низшей (нечто вроде люмпенов, расположенных на социальной лестнице ниже пролетариата). Проводя свое исследование, Уорнер пытался выявить тот особый стиль жизни, общий для большинства членов каждой страты, причем, те его стороны, которые были бы не слишком прямо связаны с очевидными различиями в доступе к экономическим ресурсам. Например, он проводил различие между вышеупомянутыми высшей-высшей и низшей-высшей стратами, которое состояло в более позднем выходе второй на этот социальный уровень. В некоторых случаях индивиды из низшей-высшей страты имели гораздо больше денег, чем люди высшей-высшей страты, и, тем не менее, они лезли из кожи вон, стараясь хоть в чем-то превзойти стиль жизни последних. Наилучшее прилагательное, которым можно было бы описать стиль жизни высшей-высшей страты, - "спокойный". Это, по мнению Уоррена, довольно резко отличалось от стиля жизни высшего-среднего класса (из которого, кстати, лишь недавно вышли большинство представителей низшего-высшего класса). В высшем-среднем классе, с каких бы позиций их ни оценивать, результаты чьих бы то ни было экономических устремлений отображаются явно, открыто, иногда даже с некоторой долей агрессивности. Напротив, стиль жизни высшего класса диктует, чтобы богатство не выставлялось напоказ, было, насколько это возможно, скрыто. Соответственно этому, существует также различие в этосе каждой из страт. Скажем проще: общую характеристику этоса среднего класса можно было бы выразить словом натиск. Однако те ценности, которые в среднем классе рассматриваются как нормальные здоровые амбиции, высшим классом оцениваются как некая непристойная напористость и вульгарность.

Такого же рода различия в этосе существуют и ниже по социальной шкале. Так, Уорнер показал, что разграничительная линия между тем, что он называл высшей-низшей и низшей-низшей стратами, носит, прежде всего, моральный характер. Высшая-низшая страта (скорее всего, та страта, которую марксистские социологи назвали бы рабочим классом) бедна, в некоторых случаях, возможно, столь же бедна, как и члены страты, расположенной ниже нее, однако ее представители воодушевляются этосом тяжелой работы, дисциплины, энергии и амбиций. Напротив, индивиды низшей-низшей страты ("дно" - если не люмпены, то очень близко к ним) полностью лишены таких добродетелей. Там превалирующим этосом выступает сиюминутное наслаждение и презрение к тем вознаграждениям, к которым стремятся люди в других стратах. В каком-то отношении возникает поистине курьезное сходство между самой высшей и самой низшей стратами в уорнеровской схеме - в смысле этоса презрения к амбициозным устремлениям. Что касается господствующего этоса среднего класса, то он, в соответствии с анализом Уорнера, доминирует в большей части его классовой системы. Проходя сверху вниз, этос среднего класса распространяется от низшего-высшего класса до высшего-низшего. В этих стратах большинство индивидов исполнены добросовестного стремления к улучшению своей экономической ситуации. Что же касается людей на двух крайних полюсах системы - на самом верху и на самом дне, то они созерцают всю эту кипучую активность с сардонической отрешенностью.

Наконец, нельзя не упомянуть точку зрения еще одной из школ, еще недавно одной из наиболее известных и популярных в современной теоретической социологии. Речь идет о структурно-функционалистской школе (главным образом - в американской социологии), которая разработала собственный подход к решению проблемы стратификации. Он был действительно очень влиятельным в течение какого-то периода времени, хотя, вероятно, достаточно сказать, что в последние годы это влияние пошло на убыль. Какие бы критерии для детерминации положения в стратификационной схеме ни использовались (а социологи этой школы испытывали на себе, прежде всего, влияние Вебера), акцент здесь делался на том, что историческая миссия стратификации состоит в поддержании функционирования общества путем обеспечения мотивации и вознаграждений членов общества. Для обеспечения нормальной жизнедеятельности общества необходимо, чтобы в нем выполнялись определенные задачи. Чтобы выполнять их, люди должны быть мотивированы на это и затрачивать усилия на выполнение этих задач. Наилучшим инструментом мотивации служат вознаграждения, присваиваемые за успешное исполнение этих задач. Другими словами, стратификация функционирует как своеобразная система кнута и пряника. Это выглядит, как если бы общество говорило людям: "Делайте то, чего от вас ожидают, и вы сохраните или повысите свой ранг с определенными привилегиями. Если вы откажетесь от выполнения того, чего от вас ожидают, то либо вы не удержите своего статуса, либо вас вышвырнут из него". Понятно, что, в отличие от марксистского акцента на классовой борьбе, здесь делается упор на интеграции и стабильности общества.

В принципе, при изучении стратификации в зависимости от тех целей, которые ставит перед собой исследователь, возможен достаточно широкий произвол при выборе критериев стратификационного пространства. В конце 80-х годов Т. Заславская провела довольно убедительный углубленный стратификационный анализ советского общества, приняв за главную точку отсчета дихотомию "сторонник перестройки - противник перестройки". Словом, следует согласиться с мнением Питера и Бриджит Бергеров, утверждающих, что "все человеческие общества стратифицированы, но они сильно отличаются друг от друга по критериям стратификации".

 

3.3.2. Квантификация социального пространства

Напомним основные положения концепции П. Сорокина. Он вводит понятие социального пространства, называя этим термином совокупность всех социальных статусов данного общества. При этом он убедительно и настойчиво предостерегает не смешивать и не отождествлять социальное пространство (и социальную дистанцию, разделяющую статусы) с геометрическим пространством (и геометрической дистанцией, разделяющей физические тела индивидов). В то же время он прибегает к аналогии их, указывая, что “ определение более или менее удовлетворительного геометрического положения требует учета целой системы пространственных координат геометрической вселенной. То же относится и к определению "социального положения индивида” . Давайте воспользуемся этой аналогией и попытаемся для наглядности изобразить социальное пространство в осях декартовой системы координат (рис.3.2). Пространство это трехмерное - в соответствии с основными тремя формами социальной стратификации, определяемыми П.Сорокиным, и поэтому описывается тремя осями координат - экономический статус, политический статус, профессиональный статус.

 

Рис.3.2. Оси координат и координатные плоскости

социального пространства

Таким образом, социальная позиция (общий социальный статус) каждого индивида i, являющегося составной частью данного социального пространства, описывается с помощью трех координат (xi , yi , zi ) на этих осях. Совокупность индивидов, обладающих такими же (или близкими по значению), как у индивида i, социальными координатами (то есть экономическими, политическими и профессиональными статусами), образуют страту. Статус страты можно описать совокупностью координатных интервалов {(x2 - x1), (y2 - y1), (z2 - z1)}. Принимая такую "топологическую" логику изучения стратификации, необходимо иметь в виду следующие соображения.

Прежде всего, отметим, что выбранная нами система координат описывает исключительно обобщенные социальные, но отнюдь не личные статусы индивида. Кроме того, из множества самых разнообразных статусов мы вслед за П.Сорокиным выбрали основные, решающим образом детерминирующие социальную позицию индивида. И даже среди этих главных статусов ни одна из координат не сможет помочь описать социальный статус исчерпывающим образом. К примеру, профессиональный статус индивида может быть чрезвычайно высок, а экономический - являть собою жалкое зрелище (как это происходит сегодня со множеством преподавателей вузов и научных работников), и наоборот. При одном и том же экономическом положении люди могут иметь совсем не одинаковые политические и профессиональные статусы, а значит - принадлежать к различным стратам.

И еще один важный момент. Может сложиться ситуация, когда индивид, обладая высоким статусом по одной из осей координат, в то же время имеет невысокий статусный уровень по другой оси. Такое явление именуется в социологии статусной несовместимостью. Например, индивиды с высоким уровнем приобретенного образования, которое обеспечивает высокий социальный статус вдоль профессионального измерения стратификации, могут быть занимать плохо оплачиваемую должность и поэтому будут обладать низким экономическим статусом. Понятно, что люди, страдающие от статусной несовместимости, будут испытывать не просто неудобство, а прямое недовольство таким положением вещей. Поэтому большинство социологов справедливо полагают, что наличие статусной несовместимости будет способствовать росту возмущения среди таких людей, и они будут поддерживать радикальные социальные изменения, направленные на изменение стратификации.

Вообще от статусной несовместимости страдают не только индивиды, но и общество в целом: если она распространена в обществе достаточно широко, то это свидетельство его нестабильности, неустойчивости, и социальная система будет стремиться возвратиться в состояние более устойчивого равновесия. Это, например, отчетливо проявляется сегодня в стремлении многих российских нуворишей в политику: они более или менее ясно осознают, что достигнутый ими высокий экономический уровень ненадежен без совместимости со столь же высоким политическим статусом. Аналогичным образом небогатый человек, получивший достаточно высокий политический статус (будучи, скажем, избранным в депутаты Государственной Думы), неизбежно начнет использовать вновь обретенное положение для соответствующего "подтягивания" своего экономического статуса. В результате приведения различных статусов в соответствие требуемое равновесие восстанавливается, происходит статусная кристаллизация.

Статусная несовместимость (весьма слабо изученная в отечественной социологии) может при определенных условиях вырасти в довольно серьезную проблему. Сеймур Липсет, ссылаясь на многочисленные американские исследования, указывает, что "когда люди занимают несовместимые статусные положения, два взаимопротиворечивых статуса могут породить реакции, отличные от действий каждого из них, взятого само по себе, а иной раз даже вызвать к жизни более экстремистскую реакцию".

Таким образом, знание одной координаты не может описывать социального статуса в целом. Две координаты описывают статус уже более определенно и жестко. В системе координат социального пространства определение диспозиции интересующего нас объекта (будь то индивид или целая страта) могло бы происходить путем выявления координат эпипроекции какой-то точки (если речь идет об индивиде) или объемной фигуры (страта) на каждую из трех плоскостей: политико-экономическую, профессионально-экономическую или профессионально-политическую. Вероятно, именно в этих плоскостях может выполняться значительная часть исследовательской работы - двухмерный анализ: мы можем, к примеру, попытаться выяснить, каким образом политический статус влияет на экономическое положение человека или социальной группы, связаны ли между собою профессиональная и политическая диспозиция, каковы реальные границы страты в единицах измерения каждой из переменных и т.д.

Понятно, что на рис.3.2 мы имеем дело с некими обобщенными политическими, экономическими и профессиональными координатами, которые вряд ли поддаются прямому эмпирическому измерению. Поэтому если мы поставим перед собой задачу эмпирического (практического) измерения стратификации, то должны будем вспомнить о многомерности социального пространства и перейти в подпространства. Этим термином мы именуем здесь те системы координат, в которые развернется каждое из трех измерений обобщенного социального пространства. Давайте попытаемся проделать эту работу - войти внутрь каждого из трех подпространств и посмотреть, что же именно предстоит там измерить.

 

3.3.3. Координаты экономического подпространства

Для выбора шкал, с помощью которых можно было бы измерить различные координаты, определяющие экономический статус, вернемся ненадолго к марксистскому подходу, определяющему класс, главным образом, с экономических позиций. Вот определение, которое дал классам В.И. Ленин:

"Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают".

В этом определении выделены три основные переменные, которые мы и разместим на координатных осях: отношение к собственности на средства производства (ОС), роль в организации труда (ОТ), размеры дохода (Д). Какими же должны быть единицы измерения - а соответственно и шкалы - на каждой из осей?

Доход (Д). Этот показатель, пожалуй, наиболее и доступен прямому наблюдению (во всяком случае, в смысле теоретического определения и описания). Доход индивида (или страты) всегда поддается непосредственному измерению в виде суммы средств (в денежном выражении), получаемой объектом измерения в единицу времени - будь то год, квартал или месяц. Шкала здесь интервальная, как в любом случае непрерывно меняющейся переменной. Таким образом, мы зафиксируем размер "той доли общественного богатства, которой они располагают". Что же касается способа получения, то он детерминируется, скорее, следующей переменной.

Отношение к собственности (ОС). Строго говоря, этот критерий принадлежит не только экономическому пространству: собственность (и, прежде всего - на средства производства) - это в значительной степени правовая категория, что и оговаривает Ленин в своем определении. Тем не менее, в экономическом подпространстве она играет чрезвычайно важную роль. Первая грубая прикидка по разметке шкалы могла бы привести нас к дихотомической шкале: можно либо иметь собственность, либо не иметь ее, а значит, зарабатывать на жизнь своим трудом. Однако мы знаем, что действительность, в том числе и экономическая, имеет гораздо больше оттенков. Это особенно справедливо применительно к рассматриваемой категории в обществах с диверсифицированной собственностью. Таким образом, на оси ОС будет размещаться порядковая шкала, на нижнем конце которой зафиксировано положение наемного работника, а на верхнем - позиция полного (безраздельного) собственника. Между ними могут размещаться в порядке возрастания такие позиции, как арендатор, акционер, может быть, владелец контрольного пакета акций и др.

Роль в организации труда (ОТ). Этот показатель экономической стратификации определяется разделением труда в процессе производства и распределения материальных благ. В первом приближении здесь также просматривается дихотомическая шкала: на верхнем конце - руководитель, на нижнем - исполнитель. Поскольку, как мы знаем, иерархия управленческой деятельности может включать в себя множество самых разнообразных уровней, то шкала, расположенная по оси ОТ, может быть проградуирована достаточно тонко.

Следует определиться также в том, что именно принять в качестве нулевой отметки по каждой из координатных осей ОС и ОТ (поскольку для оси Д этот вопрос вроде бы достаточно ясен). Очевидно, нуль на этих шкалах должен зафиксировать статус индивида (или социальной группы), не имеющего вообще никакого отношения ни к собственности, ни к организации труда. Таким может быть положение деклассированного элемента (люмпена).

Вероятно, не всегда удастся легко и однозначно определить статус любого индивида в координатах экономического подпространства, скажем, уже в силу того, что один и тот же человек может, будучи наемным работником, в то же время владеть каким-то числом акций своего или другого предприятия. Видимо, в отдельных конкретных случаях это сделать нетрудно, как, например, на рис.3.3, где обозначены позиции: (1) наемного менеджера (М), стоящего во главе независимого предприятия, и при этом не владеющего его акциями - просто высокооплачиваемого профессионала-управленца; (2) рядового рабочего, не владеющего никакими иными источниками дохода, кроме зарплаты; (3) независимого фермера (Ф), полновластно хозяйничающего на собственном участке земли. Конечно, в развитом индустриальном обществе не так уж много удастся встретить индивидов, обладающих такими экономическими статусами в "чистом" виде.

Рис.3.3. Экономическое подпространство

3.3.4. Шкалирование осей политического подпространства

Как известно, политика - это сфера деятельности, связанная с завоеванием, удержанием и использованием государственной власти. Стало быть, именно такого рода параметры должны быть среди переменных политического подпространства.

Такой выбор представляет собою непростую проблему. Сложность состоит уже в том, что для разных типов обществ эти переменные, т.е. критерии, по которым одни люди наделяются бу льшим объемом влияния, нежели другие, или контролем над действиями других, могут быть весьма разнообразны. Серьезное воздействие на это выбор могут оказывать и уровень развития демократических институтов в стране, и степень религиозности населения, и его национально-этническая структура, и доминирующие в данный период времени тенденции в политической жизни общества. Давайте попробуем предложить следующий набор переменных.

Ранг в государственной иерархии. Это индикатор, самым прямым и непосредственным образом относящийся к государственной власти. Уже из самого названия его ясно, что он располагается на ранговой (порядковой) шкале. На нижнем ее конце располагается статус рядового избирателя, чье влияние на принятие политических решений носит довольно слабый и опосредованный характер. На верхнем же будет размещаться статус реального, фактического главы государства, будь то президент, король, премьер, генеральный секретарь, каудильо или аятолла. Остальные позиции на этой шкале определяются степенью постоянства и силы того влияния, которое оказывают занимающие их люди на принятие решений политического характера, а также, может быть, числом людей, на которых распространяется обязательность исполнения принимаемых на данном уровне решений. У тех, кто находится непосредственно на государственной службе, позиция на этой шкале прямо определяется занимаемой должностью (нечто вроде "Табели о рангах").

Партийная принадлежность. Это одна из тех переменных в данном подпространстве, которая может трактоваться наиболее широко, ибо она решающим образом зависит не только от характера общественного устройства, но и от общей духовной и идеологической атмосферы данного социума. Дело в том, что под партией мы понимаем здесь практически любую (кроме разве что самого государства) политически организованную силу. Такое партийное членство не всегда может быть жестко фиксированным, что, разумеется, создает определенные трудности для эмпирического измерения. Проще всего с этим в тоталитарном государстве, где имеется всего одна партия, деятельность которой к тому же пронизывает все поры социального организма, и где партийное членство регистрируется в каждой анкете и личном листке по учету кадров: "член КПСС", "член ВЛКСМ", "б/п".

Несколько сложнее, когда имеешь дело с многопартийной системой: в этом случае придется выстраивать по ранговой шкале сами партии. В теократическом государстве решающее значение будет иметь принадлежность к господствующей конфессии - представители ее будут иметь на такой шкале существенно более высокий статус, нежели прихожане других церквей. Когда мы ведем речь об обществе, где господствует национализм или расизм, эту шкалу естественно будет проградуировать с помощью этнических признаков. Реально же при разработке шкалы придется учитывать множество самых разнообразных по форме группировок, ставящих перед собою политические цели и обладающих различной степенью влияния на политическую жизнь. Между тем именно реальная степень такого влияния (независимо от декларируемых целей, принципов, идеологических установок) и должна лежать в основании градуировки шкалы. Однако среди этих критериев всегда необходимо искать главные. Ведь даже в столь многонациональном, многопартийном и веротерпимом государстве, каким являются США, обладание тем, что обозначается аббревиатурой WASP (White Anglo-Saxon Protestant) может оказаться решающим ключом к политической карьере во многих американских штатах.

Так или иначе, вдоль этой шкалы размещаются различные формальные или неформальные политические организации в соответствии со степенью своего влияния на политическую жизнь общества. На верхней границе этой шкалы окажется правящая партия, следом за ней - оппозиционные партии, коалиции, фронты, движения и т.п. Понятно, что градуировка такой шкалы потребует специальных усилий по проведению разного рода рейтинговых и экспертных исследований, опросов общественного мнения. К тому же - во всяком случае, в политически нестабильном климате - эту градуировку придется периодически корректировать в соответствии с изменениями в политической конъюнктуре.

Впрочем, партийная принадлежность индивидов и групп может определяться не только прямой принадлежностью (или приверженностью) индивида и группы к какой-то политически организованной силе. У многих людей, не проявляющих регулярной политической активности, все равно может существовать сложившаяся система убеждений, которая в решающей ситуации (например, во время президентских или парламентских выборов) подтолкнет их к тому, чтобы поддержать те политические партии, лозунги которых окажутся наиболее близки к их убеждениям. Наши собственные исследования, проведенные в 1995-96 гг., позволили выявить среди населения Нижегородской области по меньшей мере шесть таких страт с довольно четко оформленными системами политических предпочтений.

Всего было опрошено 1801 человек из числа жителей г. Нижнего Новгорода. Для того, чтобы выявить реальную приверженность тому или иному складывающемуся в современном российском обществе политическому течению (не обязательно совпадающему с предвыборными лозунгами официально зарегистрированных партий), мы задавали своим респондентам целый ряд вопросов (либо приглашали их присоединиться к какому-либо суждению или отвергнуть его). Мы заносили респондента в тот или иной кластер при условии ответа определенным образом не менее чем на четыре вопроса одновременно (схожесть ориентаций на один или даже два ответа можно отнести на счет случайности). Приведем для примера критерии определения партийного кластера "демократы" (см. табл.3.5):

Таблица 3.5

Критерии выделения партийной принадлежности "демократы"

Вопрос (условие)

Характер выбранного ответа

или отношения к суждению

Определить степень согласия с суждением: "Нормальная общественная жизнь предполагает существование политической оппозиции и политической борьбы".

Полностью согласен

Согласен

Что было бы полезней для народа, чтобы вывести страну из кризиса?

Многообразие, несовпадение воззрений на жизнь у разных групп и партий

Определить степень согласия с суждением: "Выборы - единственная возможность для простых людей повлиять на политику, на органы власт"и.

Согласны

Скорее согласны

Какую роль в судьбе страны может сыграть утверждение демократии западного типа?

Безусловно положительную

Скорее положительную

В результате было получено такое распределение респондентов по шести заданным "партийным" принадлежностям:

Демократы, для которых представляют ценности плюрализм и многообразие политических мнений, существование в обществе различных партий, политической оппозиции существующему режиму и политической борьбы по правилам - 8,4% от общего числа опрошенных.

Западники - последовательные приверженцы сближения с Западом, внедрения западного образа жизни, уверенные, что без помощи Запада России не выжить - 2,4% .

Прагматики, предпочитающие извлечение практической выгоды из любой ситуации, опирающиеся при этом, прежде всего, на себя и свои способности - 5,5% .

Коммунисты, ориентирующиеся не столько на постулаты коммунистической доктрины, сколько на ценности ушедшего "реального социализма" - 9,5% .

Национал-патриоты, ориентированные на ценности сугубо национального (даже, скорее, националистического) толка - 16,8% .

Тоталитаристы - сторонники ничем не ограниченной государственной власти, "твердой руки", огосударствления экономики - 1,5% .

В то же время следует отметить, что, различаясь по своей численности, все они вместе взятые составили меньше половины опрошенных (44,1% ); остальные проявили либо гораздо меньшую определенность в своих взглядах на политику, либо полнейшее равнодушие к ней. Правда, не исключено, что это связано с тем, что среди предложенных вопросов и суждений не было представлено всего спектра политических ориентаций и предпочтений.

Ранг в партийной иерархии. Само деление всей совокупности членов общества по партийному признаку приводит к необходимости измерить и зафиксировать уровень положения, занимаемого интересующим нас субъектом в рамках политической партии, к которой он принадлежит. Понятно, что любая политическая организация неоднородна по внутреннему строению и образует пирамидальную иерархию, разделяясь на лидеров и элитную верхушку (которые займут верхнюю часть шкалы), функционеров среднего уровня, активистов и рядовую массу последователей данного политического движения. Среди последних могут быть и формальные члены партии, и сочувствующие (участники массовых акций - митингов, манифестаций), и те, чья партийная принадлежность выражается лишь в том, что они голосуют за кандидатов от данной партии при выборах в тот или иной орган управления. Так что состав партийных низов может оказаться довольно пестрым.

Вообще картина политической стратификации представляет собою на нижних своих уровнях чрезвычайно неоднородную и изменчивую массу. Чем выше мы будем подниматься по иерархической лестнице, тем более однородной будет становиться эта масса, кристаллизуясь вокруг стремления к удержанию власти самой по себе. Мы знаем, как быстро забывают свои предвыборные обещания и клятвы лидеры порою противоположных по взглядам и лозунгам партий, в какие невероятные, парадоксальные альянсы они вступают ради того, чтобы сохранить за собою главенствующие позиции по шкале на оси Ранг в государственной иерархии.

Сказанное можно проиллюстрировать диспозицией, изображенной на рис.3.4. Здесь изображены измерения статусов: главы государства, одновременно являющегося лидером правящей партии (1); функционера той же партии (предположим, руководителя регионального отделения), одновременно занимающего административную должность в системе местного самоуправления (2); и рядового члена партии, государственный ранг которого не превышает уровня рядового избирателя (3).

 

Рис.3.4. Политическое подпространство

 

3.3.5. Проблемы изучения

профессионального подпространства

Когда мы выделяем профессиональное подпространство в качестве самостоятельной сферы социальной деятельности, то следует учесть, по меньшей мере, два момента. (1) Переменные, которыми будет измеряться профессиональный статус, должны быть иными, нежели переменные двух подпространств, рассмотренных выше; другими словами, здесь уже неправомерно было бы прибегать ни к денежной оценке труда, ни к должностной иерархии (которая измеряется координатами ОТ в экономическом подпространстве и РГИ в политическом подпространстве). (2) Операционализацию переменных целесообразно проводить таким образом, чтобы они были доступны прямому измерению. Поэтому нам представляются не вполне убедительными те измерения профессиональной стратификации, которые предлагает в своей работе П.Сорокин.

Он описывает, например, классификацию профессора Ф.Тоуссига, которая, по его словам, "признается почти всеми исследователями" и представляет собою профессиональную пирамиду, на вершине которой размещается группа профессий, включающая высокопоставленных официальных лиц и крупных бизнесменов; далее следует класс "полупрофессионалов", мелких бизнесменов и служащих; затем идет класс работников квалифицированного труда (по всей вероятности - ручного); еще ниже расположены профессиональные группы "полуквалифицированного и неквалифицированного труда". Эта классификация, отмечает Сорокин, основана "на принципе уменьшения интеллекта и контролирующей силы профессии, одновременно совпадающей с уменьшением оплаты труда и с понижением социального статуса профессии в иерархии". Однако, если исключить из перечисленного набора параметров измерение уровня интеллекта, то нам придется иметь дело с переменными из экономического пространства (доход, роль в организации труда и, отчасти, отношение к собственности) и в какой-то степени - политического (ранг в государственной иерархии). Кроме того, вряд ли правомерно использовать такой параметр, как социальный статус (пусть даже речь идет лишь о социальном статусе профессии) - ведь именно его, в конечном счете, и предназначены описать и измерить все выбираемые нами переменные!

Сорокин упоминает также "шкалу профессионального статуса" Ф. Барра, которая построена на выявлении уровня интеллекта, требуемого для выполнения тех или иных профессиональных обязанностей. Он приводит составленную Барром таблицу таких "индексов интеллекта" (варьирующих от 0 до 100) - см. табл.3.6.

Резюмируя эту таблицу, Сорокин приходит к выводу о трех координатах профессионального подпространства: характер труда (ручной или интеллектуальный); уровень интеллекта, необходимый для выполнения данных профессиональных обязанностей; связь с функциями социальной организации и контроля. Таким образом, в этом наборе, помимо функций контроля (а это уже знакомые нам переменные ОТ и РГИ), встает вопрос об использовании чисто интеллектуальных характеристик. Здесь хотелось бы возразить П.Сорокину по поводу применимости этого показателя для измерения стратификации. Во-первых, насколько нам известно, среди существующих сегодня методик измерения интеллекта имеется немало таких, что противоречат друг другу. Во-вторых, все они предназначены для измерения наличного уровня развития интеллекта у конкретных индивидов, а не для того чтобы зафиксировать уровень интеллекта, требуемого для исполнения каких-то профессиональных обязанностей.

 

Таблица 3.6

Индексы интеллекта различных профессий (по Ф. Барру)

Индексы

интеллекта

П р о ф е с с и я

от 0 до 4,29

Случайная работа, странствующие рабочие, собирание отбросов, ремонтники, подневные занятия, простой крестьянский труд, работа в прачечной и т.п.

от 5,41 до 6,93

Водитель, разносчик, сапожник, парикмахер и т.п.

от 7,05 до 10,83

Ремонтник широкого профиля, повар, фермер, полицейский, строитель, почтальон, каменщик, водопроводчик, ковровых дел мастер, гончар, потной, телеграфист, молочник, линотипист и т.п.

от 10,86 до 16,28

Детектив, клерк, служащий транспортной компании, прораб, стенографистка, библиотекарь, медсестра, редактор, учитель в средней школе, фармацевт, преподаватель вуза, проповедник, инженер, артист, архитектор и т.п.

от 16,58 до 17,50

Оптовый торговец, инженер-консультант, администратор системы образования, врач, журналист, издатель и т.п.

от 17,81 до 20,71

Профессор университета, крупный делец, великий музыкант, общенациональные официальные лица, выдающийся писатель, видный исследователь, талантливый инноватор и т.п.

И, наконец, как отмечают специалисты по изучению интеллекта, даже в высокоразвитых обществах имеются довольно обширные группы специалистов (принадлежащих, как правило, к самой высокой страте в таблице Ф. Барра), "чей высокий интеллект, показанный в тестах, не оплачивается обществом соразмерно вкладу их труда". Поэтому показатели интеллекта вряд ли могут служить показателем достаточно высокого статуса. В еще большей степени такое положение дел характерно для менее "продвинутых" обществ, например для России. По некоторым данным, на конец 1996 года уровень заработной платы научных кадров составлял 60,9% от оплаты труда в строительстве, 73,1% - от оплаты труда в промышленности и 81,9% - по экономике в целом. Конечно, здесь мы в значительной степени имеем дело с явлением статусной несовместимости. Однако эта статусная несовместимость уже сравнительно устойчива и, кажется, практически не влияет на общую социальную стабильность. Отметим, кстати, что когда те представители научного и научно-педагогического труда, которых не устраивает неадекватная оценка обществом их труда, уходят в бизнес или в политику (стремясь к статусной кристаллизации), то они тем самым просто изменяют свой профессиональный статус.

Поэтому мы позволили бы себе предложить свой набор координат для измерения социальных позиций индивидов или социальных групп в профессиональном подпространстве (осознавая, что он, может быть, и не бесспорен).

Образование (О). Этот показатель прямо измеряется числом лет, затраченных индивидом на получение формального общего и профессионального образования. Таким образом, мы получаем шкалу, проградуированную во временну м измерении - годами.

Квалификация (К). Эта переменная может измеряться по ранговой шкале и характеризует степень общепризнанного мастерства - в тех категориях и рангах, какие приняты в данном обществе. Для работников физического (ручного) труда она может измеряться в разрядности или классности; для работников управленческого труда это может быть воинское (или приравненное к нему звание) или разряд (наподобие принятых в России для государственных служащих разрядов Единой Тарифной Сетки); для интеллектуальных работников - это ученая степень и/или ученое звание. Отметим, что эта переменная в определенной степени коррелирует со значениями предыдущей координатной оси, но не совпадает с ними: так, одному потребуется десять лет на завершение и защиту кандидатской диссертации (из которых лишь три года аспирантуры пойдут в зачет формального образования), а другой потратит на это всего два года, причем, вообще минуя официальное положение аспиранта.

Сложности с использованием этой шкалы состоят в проблеме совмещения шкал разных типов - в различных сферах профессиональной деятельности. Как сравнить между собою (и правомерно ли вообще проводить такое сравнение) по уровню ранга, скажем, квалификацию доктора наук и чиновника (государственного служащего) 15-го тарифного разряда, токаря шестого разряда и конструктора первой категории? Эту проблему в дореволюционной России пытались отчасти решить путем прямого узаконения такого рода сравнений. Согласно известной "Табели о рангах", восходящей ко временам петровских реформ, ранг, скажем, статского советника гражданской службы (который автоматически присваивался университетскому профессору) соответствовал званию генерал-майора военной службы и т.д. Однако такая градация принималась только для "служилых" людей, т.е. для тех, кто находился на государственной службе. Правда, бюрократический гений чиновников не мог смириться с тем, что вне ранжировки оставалась огромная масса населения, и поэтому в России, начиная с 1775 г., для семейств и лиц купеческого сословия был принят гильдейский принцип: привилегированное купечество в зависимости от размеров капитала подразделялось на три гильдии - первую, вторую и третью. Хотя, конечно, радикального упорядочения в легальную типологию различных страт тогдашнего российского общества это, конечно, внести не могло.

Ранг профессии (РП). По аналогии с партийной принадлежностью в политических осях координат мы могли бы назвать эту переменную просто "профессиональной принадлежностью". Однако хотелось бы подчеркнуть, что мы стремимся зафиксировать расположение профессий в ранжированном ряду, по шкале, организованной по принципу "выше-ниже". Другими словами, нас интересует престиж конкретной профессии в данном социуме, характерный для данного периода времени. В чем может проявляться такого рода престиж? Вероятно, прежде всего - в тех позициях, которые занимают представители той или иной профессии на рынке труда. Здесь всегда спрос на одни профессии превышает спрос на другие (а соответственно - и цена этого труда, выражаемая в назначаемой зарплате). Соответственно возрастает и привлекательность данной профессии в глазах широких слоев населения.

Здесь многое, конечно, зависит от общей политической и экономической ситуации в обществе. В тридцатые годы в СССР особенно престижной была профессия военного (особенно летчика). Три-четыре десятилетия назад чрезвычайно возрос престиж физиков, авиастроителей - вообще всех профессий и специальностей, требовавшихся в оборонном комплексе. Сегодня резко повышается спрос на юристов, а также на специалистов по менеджменту, бухгалтерскому учету и экономическому анализу.

При всей субъективности такого рода оценок они имеют под собой, вероятно, и объективные основания. Во всяком случае, именно так утверждает так называемая технико-функциональная теория стратификации, согласно которой во всех обществах в различные периоды развития возникают потребности в профессиональных позициях, объективно обладающих в данный момент большей важностью, нежели другие, и требующих особых умений для своего адекватного исполнения. Однако эти умения дефицитны, потому что талант встречается редко, а обучение стоит дорого - по времени и по затратам средств - и не каждому доступно по его способностям. Потому и вознаграждения - не только в форме денежного симулирования, но и высокого социального престижа - должны быть адекватны, чтобы побуждать тех, кто обладает соответствующими способностями, получать знания, умения и навыки именно требуемого профиля.

 

3.4. Социальная мобильность

В начало

Социальная структура любого общества, какой бы моделью ее ни описывать - ценностно-нормативной или категориальной - не являет собою нечто на века отлитое в форму, неподвижное и незыблемое. Напротив, она находится в процессе непрерывного изменения. Эти изменения, происходящие в социальной структуре, их направление, темпы и характер представляют собою важнейшую часть общего процесса социальных изменений, о которой мы будем подробнее говорить в последней части этой книги.

Любой из членов общества, занимая определенную статусную позицию, должен проявлять определенную активность, вести какую-то деятельность, определяемую соответствующей социальной ролью. Иначе он просто не сумеет сохранить за собою данного статуса, ибо бездействие или неправильная (с точки зрения окружающих людей, связанных с этим статусом) деятельность приведут к его потере. И наоборот, рациональные энергичные и целенаправленные действия могут привести к новым достижениям, а эти новые достижения тем или иным образом - повысить его статус. Так или иначе, человек не остается в одном уровне статуса в течение всей своей жизни; рано или поздно ему предстоит изменить его, перейдя на новую статусную позицию. Такого рода процессы, происходящие в любом обществе непрерывно и охватывающие практически всех его членов, описываются в социологии понятием социальной мобильности.

 

3.4.1. Сущность, виды и параметры

Итак, социальной мобильностью в самом общем смысле называется изменение статуса социального субъекта (индивида или группы). Этимология этого слова относится к движению индивидов между различными слоями социальной иерархии. Сам термин "социальная мобильность" ввел в научный оборот П. Сорокин в середине 20-х годов в своей работе "Социальная и культурная мобильность".

Следует отметить, что в социологической литературе иногда термин "мобильность" употребляется сам по себе, без указания на соответствующее явление. Здесь необходимо дать ряд концептуальных пояснений. Например, необходимо провести разграничение между социальной и географической мобильностью. Последнее относится просто к перемещениям людей в географическом пространстве (совокупность таких перемещений именуется миграцией) и не имеет какого-то особого отношения к социальной мобильности, которая описывает передвижения субъектов в социальном пространстве. Хотя определенная связь и взаимное влияние между ними, конечно, имеется. Так, повысив свой экономический статус (то есть, получив в свое распоряжение больше средств), человек может сменить место своего постоянного проживания - переехать в другую квартиру, более престижный район или даже город. Повышение по службе нередко сопряжено с переездом в другой город или, может быть, в другую страну. Американцы с гордостью отмечают в качестве одной из своих национальных черт высокую мобильность населения (имея в виду именно географическую мобильность), что называется, "легкого на подъем", и считают, что это качество весьма способствуют решению проблем занятости, а также структурных перестроек экономики.

Вероятно, можно было бы говорить также о демографической мобильности того или иного общества, имея под этим в виду изменения в структуре населения, связанные с рождаемостью, смертностью, заключением браков, разводами и т.п. Это понятие определенным образом характеризует процессы старения, омоложения, смены поколений, перспективы вступления в трудовой возраст или, наоборот, выхода из него. Однако здесь нас будут интересовать, главным образом, процессы, происходящие в обществе в связи с социальной мобильностью. Поэтому, опуская иногда из соображений удобства прилагательное "социальная", мы, тем не менее, в дальнейшем будем иметь в виду именно ее.

Говоря о типологии, классификации различных видов социальной мобильности, следует, прежде всего, выделить такие ее разновидности, как интергенерационная и интрагенерационная. Интергенерационная (между поколениями) мобильность сравнивает нынешние положения индивидов с положениями их родителей, то есть обозначает изменение социального статуса сына по сравнению с социальной позицией его отца. Интрагенерационная (в рамках одного поколения) мобильность сравнивает положения, достигнутые одним и тем же индивидом в различные моменты на протяжении его или ее жизни (как правило, имеется в виду трудовая биография, а значит - служебная карьера). Поэтому некоторые исследователи предпочитают называть ее "профессиональной мобильностью или мобильностью рабочей силы, потому что обычно она связана с родом занятий, а не с общественным положением, которое ею определяется".

Другое различие проводится в связи с направленностью мобильности. Здесь, прежде всего, выделяют вертикальную и горизонтальную мобильность. Строго говоря, лишь первая из них относится к социальной мобильности как таковой, то есть к повышению или понижению статуса в пределах стратификационной системы. Горизонтальная же мобильность имеет отношение к таким изменениям в социальной позиции, когда субъект ее остается в пределах одной и той же страты. Например, школьный учитель, который становится завучем или директором школы, претерпевает вертикальную мобильность. Но учитель, который меняет преподаваемый им предмет с математики на географию, подвергается горизонтальной мобильности, которая, по всей вероятности, не оказывает влияния на общий его ранг в стратификационной схеме профессии.

Вертикальная мобильность, в свою очередь, подразделяется на восходящую и нисходящую. Эти понятия во многом говорят сами за себя. Восходящая мобильность характеризует повышение социального статуса, переход в страту, расположенную выше по иерархической лестнице; нисходящая же означает, напротив, спуск по той же иерархической лестнице, понижение социального ранга. Следует отметить, что обе этих разновидности мобильности, несмотря на их противоположность (а может быть, как раз благодаря ей) тесно связаны и как бы взаимно дополняют друг друга. Простая логика подсказывает, что чем выше мы поднимаемся по "пирамиде" социальных статусов, тем меньше общее количество мест в каждом из последующих вышележащих слоев. Повышение статуса может, вероятно, произойти лишь в том случае, если соответствующее место наверху свободно. Это означает, что прежний владелец освободил его (если, конечно, оно не было создано специально, что случается значительно реже). Возможно, он также получил повышение и совершил восходящий скачок. Однако до бесконечности это продолжаться не может. Для того, чтобы места в вышележащих стратах освобождались, кто-то должен покидать их, претерпевая нисходящую мобильность (хотя бы, например, в связи с выходом на пенсию). Поэтому любому процессу восходящей мобильности должна сопутствовать мобильность нисходящая. Не случайно Сорокин, описывая эти процессы, так часто употребляет термин "социальная циркуляция", то есть дословно - "круговорот".

Наконец, проводят различие между индивидуальной и групповой мобильностью. Индивид может совершать свое восхождение на пирамиду социальных статусов, благодаря собственным усилиям и личным достижениям. Однако истории известно немало случаев, когда целые социальные группы вследствие каких-то событий резко изменяли свой статус. В результате изменяется и статус практически всех принадлежащих к этой группе индивидов. Сорокин приводит в качестве примера Русскую революцию. В результате ее целый привилегированный класс дворянства совершил коллективное социальное нисхождение: в двадцатые-тридцатые годы гордиться дворянским титулом и выставлять его на всеобщее обозрение в Советской России было не просто непрестижно, но и прямо-таки опасно для благополучия и самой жизни. Напротив, рабоче-крестьянское происхождение стало здесь признаком благонадежности и многим открывало дорогу к повышению социального статуса.

Каким образом можно было бы измерять и сравнивать социальную мобильность различных членов данного общества? Нам кажется, что в качестве индикаторов можно принять изменения, происходящие в показателях стратификации, предложенных нами в предыдущей главе. Так, если мы ведем речь об экономической мобильности, то она отражается в продвижении статуса индивида по каждой из трех выбранных нами шкал координатных осей. Другими словами, мы можем говорить о мобильности в сфере экономической стратификации всякий раз, когда наблюдаем, что кто-то улучшил свои позиции в отношениях собственности (или, напротив, ухудшил их), стал получать больше (или меньше) дохода, получил более высокий (или, наоборот, более низкий) должностной пост в системе организации труда. Если мы вспомним то, что говорилось выше о статусной кристаллизации, то станет понятно, что гораздо более высока вероятность одновременного продвижения не по одной, а по двум или даже всем трем координатным осям экономического подпространства.

Аналогично мы могли бы рассмотреть условия повышения социального статуса и в двух других подпространствах - политическом и профессиональном. Понятно, что любое карьерное восхождение государственного чиновника найдет свое отражение на шкале оси "ранг в государственной иерархии"; равным образом можно увеличить свой политический вес и повышая ранг в партийной иерархии. Если Вы принадлежите к числу функционеров или активистов партии, которая стала в результате парламентских выборов правящей, то Вы имеете гораздо больше шансов получить руководящий пост в системе государственного или муниципального управления. И, конечно же, Ваш профессиональный статус, несомненно, повысится с получением диплома о высшем образовании или с защитой диссертации на соискание ученой степени.

В целях сравнения характера социальной мобильности в различных обществах и на различных исторических этапах их развития Сорокин вводит два параметра, названные им интенсивностью и всеобщностью мобильности. Понятием интенсивности обозначается "вертикальная социальная дистанция или количество слоев - экономических, профессиональных или политических, - проходимых индивидом в его восходящем или нисходящем движении за определенный период времени". Под всеобщностью же "подразумевается число индивидов, которые изменили свое социальное положение в вертикальном направлении за определенный промежуток времени. Абсолютное число таких индивидов дает абсолютную всеобщность вертикальной мобильности в структуре данного населения страны; пропорция таких индивидов ко всему населению дает относительную всеобщность".

Предпринимаются попытки использования более строгого математического аппарата для расчетов социальной мобильности (в частности, в прогностических целях), опираясь на данные статистики. Так, вводят специальные индексы мобильности/стабильности, рассчитываемые на основе соотношения наблюдаемых и ожидаемых соотношений между долями мобильных и стабильных индивидов в той или иной социальной страте. Кроме того, проводятся расчеты коэффициентов корреляции мобильности между числом мобильных индивидов с одной стороны и некоторыми их групповыми характеристиками - с другой (полом, расой, национальностью, уровнем образования, состоянием здоровья и т.д.). Затем с помощью этих индикаторов составляют вероятностные матрицы. При определении реальной эмпирической мобильности и прогнозировании используют так называемые "марковские цепи", основанные на "марковском свойстве" социальных систем. Следует отметить, что получаемые результаты пока еще не очень совпадают с реальностью, и, по мнению самого Д. Бартоломью, возможно, это связано с тем, что "теоретически есть основания полагать, что процессы социальной мобильности не обладают марковским свойством".

 

3.4.2. Механизмы и каналы социальной циркуляции

Каковы же наиболее общие механизмы и движущие силы, с помощью которых социальные субъекты - индивиды или группы - перемещаются из одной страты в другую? Социологический подход, разумеется, требует от нас выявления достаточно типовых способов такого перемещения, типовых в пространстве и во времени. Несколько проще описать механизмы групповой мобильности. Они начинают действовать при определенном стечении исторических обстоятельств. Выше мы приводили примеры групповой нисходящей мобильности российского дворянства, произошедшей в результате победы Октябрьского переворота (соответствующая ей "встречная" восходящая мобильность рабочего класса носила, по-видимому, не столь массовый и гораздо более избирательный характер). Такого же рода механизмы вступают в действие в случае успеха любой революции или даже более или менее масштабного государственного переворота либо смены доминирующей в обществе религии, вообще - тех или иных масштабных социальных катаклизмов.

Гораздо более пестрая картина возникает перед исследователем, когда он пытается составить классификацию механизмов восхождения по социальной лестнице отдельных членов общества. Тем не менее, и они поддаются определенному упорядочиванию и типологизации. Мы не будем здесь говорить о феномене фаворитизма - явлении весьма характерном для всех известных обществ и исторических эпох. Во-первых, здесь значительно труднее выявить какие-либо общие закономерности, а во-вторых, оно проявляется, главным образом, в политическом подпространстве.

Мы рассмотрим здесь два подхода к типологии механизмов социальной мобильности. Первый из них принадлежит американским социологам Полю и Бриджит Бергерам. Они выделяют пять основных механизмов, посредством которых совершается восходящая социальная мобильность индивидов. Все они, конечно, тесно связаны друг с другом, даже в известной степени вытекают один из другого, так что трудно бывает иногда разобраться, что здесь служит причиной, а что - следствием; хотя они могут рассматриваться (равно, как и действовать в реальной жизни) и по отдельности, независимо друг от друга.

Первым из таких механизмов Бергеры называют экономическую активность, или, прибегая к рассмотренной нами схеме стратификационных подпространств, - усилия индивида, направленные на продвижение вдоль той или иной координатной оси экономического подпространства. Это может быть осуществлено путем тяжелой работы, удачи, связей, может быть, даже мошенничества. Однако понятно, что, продвинув свои социальные позиции вдоль любой из трех координатных осей, индивид заметно повышает свои шансы на повышение статуса по двум остальным, а затем (в соответствии с законом статусной кристаллизации) - и в двух других подпространствах стратификационной системы.

Второй механизм - рационально рассчитанное брачное партнерство. Другими словами, индивид может значительно улучшить свои социальные позиции, удачно женившись или выйдя замуж. Правда, как отмечают Бергеры, "этот механизм в нашем обществе легче доступен для женщин, чем для мужчин, но он ни в коем случае не ограничивается одними только женщинами".

Третьим важнейшим для современного общества механизмом повышения своего статуса, по мнению Бергеров, выступает повышение образовательного уровня. Этот механизм особенно важен, прежде всего, потому, что здесь индивид в наименьшей степени зависит от капризов случайностей, а также от того, насколько благосклонны к нему окружающие, и в наибольшей степени от своих личных качеств - интеллекта, воли, добросовестности. Конечно, с точки зрения параметров профессионального подпространства, повышение уровня образования уже само по себе служит свидетельством возрастания статуса. Однако существует достаточно тесная связь между уровнем полученного образования и другими параметрами совокупного социального статуса. В частности, в современном обществе уровень дохода проявляет прямую положительную связь с доходами индивида; вот данные по США:

“ В цифрах 1967 года индивиды, имевшие за плечами менее восьми лет школы, имели средний годовой доход в 3606 долларов; с восемью классами школы - 5139 долларов; те, кто окончил четыре класса средней школы - 7629 долларов; от одного до трех лет колледжа - 8843 доллара; и, наконец, те, у кого за плечами было четыре года колледжа и более - 11924 доллара” .

Нам кажется, что это соотношение вряд ли изменилось в противоположном направлении за истекшие тридцать лет. В одном из наших полевых исследований мы попытались сопоставить доходы с образованием. Полученные данные отчетливо свидетельствовали о наличии положительной (хотя и довольно сложной) связи уровня образования с уровнем доходов даже для весьма не стабильного российского общества 1990-х годов с его обнищавшей интеллигенцией. Так, среди тех респондентов, которые имели среднедушевой ежемесячный доход, превышавший 1200 тысяч рублей, 78,9% составляли лица с высшим и средним специальным образованием, 16,7% - с общим средним и 5,6% - с неполным средним образованием. В группе на противоположном полюсе доходной шкалы - среди тех, у кого на одного члена семьи приходилось ежемесячно до 200 тысяч рублей - 43,5% имели неполное среднее образование и 18,6% были выпускниками вузов (включая, вероятно, наших врачей и учителей).

Не менее интересная связь вырисовывается между уровнем образования и тем параметром экономической стратификации, который мы в предыдущем параграфе назвали "местом в организации труда". В качестве иллюстрации такой связи мы могли бы привести сопоставление данных, полученных в другом нашем исследовании, с данными по США тридцати- и шестидесятилетней давности (см. табл.3.7). Из нее видно, что требования работодателей к образовательному уровню нанимаемого - практически на все профессиональные позиции! - в течение последнего полувека стремительно росли (а что может служить более красноречивым свидетельством повышения образовательного статуса?). Во всяком случае, образовательные требования российских (по меньшей мере - нижегородских) работодателей и руководителей 1997 года в целом существенно выше, нежели у их американских коллег тридцати-, а тем более - шестидесятилетней давности. Впрочем, можно с достаточно большой степенью вероятности предполагать, что и в США сегодня планка этих требований значительно поднялась.

Таблица 3.7

Процент работодателей, предъявлявших различные требования

к минимальному уровню образования

нанимаемых работников разных профессиональных уровней

 

США:

Националь

ный опрос

1937-1938

 

 

 

Неквалифицир. работники

Полуквали-фицир. ра-ботники

Квалифицированные ра-ботники

Офисные работники

Менед-жеры

Профес-сионалы

Ниже средней школы

99

97

89

33

32

9

Диплом средней школы

1

3

11

63

54

16

Колледж

0

0

0

1

2

23

Степень после колледжа

0

0

0

3

12

52

 

100%

100%

100%

100%

100%

100%

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сан-Франц

иско, 1967

 

 

 

Ниже средней школы

83

76

62

29

27

10

Диплом средней школы

16

24

28

68

14

4

Профессиональная подготовка по окон-чании школы

1

1

10

2

2

4

Колледж

0

0

0

2

12

7

Степень после колледжа

0

0

0

0

41

70

Ученая степень

0

0

0

0

3

5

 

100%

100%

100%

100%

99%

100%

 

Нижний Новгород, 1997

 

неквалифи-цир. работ-ники

полуквали-фицир. ра-ботники

квалифицированные работники

офисные работники

специа-листы

менед-жеры

неполное

среднее

40,0

11,4

0

0

0

0

общее среднее

28,6

37,1

14,3

17,2

0

0

професс. подготовка по окончании

ср. школы

25,8

31,4

34,3

25,7

0

0

колледж (техникум)

0

5,7

37,1

51,4

0

8,6

несзаконч. высшее

0

2,9

8,6

0

14,3

 

полное высшее

0

0

0

0

62,9

60,0

магистр

0

2,9

0

0

11,4

0

професс. подготовка по окончании вуза

0

2,9

0

0

5,7

8,6

ученая степень

0

0

0

0

 

17,1

 

94,4

94,3

94,3

94,3

94,3

94,3

Правда, при этом, как указывают те же Бергеры, в обществах, подобных США и другим западным обществам, возникает эффект "порочного круга", другими словами, "индивид из низших классов имеет меньше шансов на получение образования. В результате недостаточного образования он имеет недостаточные возможности для получения дохода. Последнее, в свою очередь, снижает его шансы на улучшение своей позиции в классовой системе и, что еще хуже, - на то, чтобы дать адекватное образование своим детям", то есть на возможности интергенерационной мобильности. Действительно, данные исследования пятидесятилетней давности (1949 г.) по Англии и Уэльсу показали, что вероятность получить статус топ-менеджера у детей представителей самой этой страты превышала 0,66, в то время как у детей неквалифицированных и полуквалифицированных рабочих составляли 0,00.

Четвертый механизм мобильности - политический. Он имеет место, когда улучшения в позиции индивида или целой группы достигаются путем политических нажимов, сделок или гарантий, полученных целыми социальными группами, организованными в партии, ассоциации и объединения типа профсоюзов. Так, профсоюзы российских шахтеров путем забастовок, "рельсовой войны" и других массовых акций все же выбивают из правительственных организаций заработную плату, в то время как менее организованные учителя и медики остаются в проигрыше. Это особенно важный механизм в смысле, скорее, групповой, нежели индивидуальной мобильности. Поэтому, например, американские черные и другие небелые меньшинства сегодня активно используют политические средства для давления на общество, чтобы оно даровало и гарантировало коллективное улучшение позиций их членов в стратификационной системе.

Наконец, существует механизм, который, возможно, лучше всего описывается понятием, введенным, правда, для несколько иных целей, американским социологом Ирвином Гоффманом - "управление впечатлениями". Это мобильность, достигаемая через манипуляцию статусными символами и демонстрацию личной привлекательности. Его легче всего увидеть в таком социальном контексте, как "общество" завсегдатаев модных кафе и ресторанов или различных "тусовок", в которых все типы прихлебателей предоставляют другим посетителям возможность думать о себе как о людях, уже сделавших карьеру в том или ином секторе стратификации. Поскольку с точки зрения общества как целого такой механизм, вероятно, представляет наименьшую важность, то можно почти определенно утверждать, что он выступает, скорее, в качестве одного из элементов в процессе использования многими индивидами первых четырех механизмов.

Второй подход к выявлению факторов социальной мобильности на полвека раньше предложил сам автор этого термина Питирим Сорокин. Он вводит важное понятие - каналы социальной мобильности. Таким понятием обозначаются те социальные институты, попадая в сферу действия которых индивиды и целые группы совершают гарантированное (до определенной степени) восхождение по социальной лестнице. Это похоже на своеобразный лифт: на верхние этажи здания можно подняться по обычной лестнице (что довольно утомительно и - особенно в очень высоких зданиях - под силу не всякому), а можно воспользоваться для этой цели лифтом, который обычно перевозит пассажиров целыми группами. Правда, доступ в такой лифт ограничен своеобразными "фильтрами" (или "механизмами социального тестирования"), которые пропускают в их двери не всякого, а производя своеобразный отбор на пригодность. Сорокин рассматривает ряд таких социальных институтов, выполняющих функции каналов мобильности.

Армия. Профессиональный военный (в частности, офицер) в нашем обществе, начав свою карьеру лейтенантом, через два года выслуги получает звание старшего лейтенанта, еще через три года - капитана, еще через четыре майора и так далее. Конечно, здесь необходимо достаточно регулярно проходить разнообразные проверки на соответствие занимаемой должности - это и есть фильтры данного канала. Причем, существуют фактически различные фильтры для мирного времени и для военного. В период военных действий (для которых, собственно, создается и содержится армия) возможности продвижения гораздо эффективнее - во-первых, в силу того, что достаточно большое число офицеров погибают, освобождая тем самым вакансии для младших офицеров; во-вторых, в этот период требования к качествам офицеров резко меняются и ужесточаются, и некоторые из старших командиров могут покидать занимаемые ими посты, даже оставаясь в живых, поскольку не соответствуют этим требованиям.

Причем, следует отметить, что данный институт армии в силу большой его значимости во всей социальной структуре выступает каналом мобильности не только в масштабах собственных рамок. Так, П. Сорокин приводит такие данные: "Из 92 римских императоров 36 достигли этого высокого положения, начав с низших социальных слоев, продвигаясь по социальной лестнице именно благодаря службе в армии". Основатели выдающихся королевских династий средневековой Европы, таких как Капетинги и Меровинги, были полководцами; Наполеон и все его блестящее окружение, выходцы из которого занимали троны европейских государств - все они были военными. Не будем говорить о латиноамериканских и африканских диктаторах, большинство которых пришли к власти на штыках армии. Упомянем таких выдающихся президентов современности, как Д.Эйзенхауэр и Ш. де Голль - генералов, избранных на государственные посты прежде всего благодаря их военным заслугам.

Следует отметить, что канал этот весьма эффективен, во-первых, для тех индивидов, которые с успехом проходят его фильтры (наличие личной смелости, решительности, дисциплинированности, организационных способностей и т.п.), во-вторых - в особые исторические периоды. Так, он весьма привлекателен для лиц мужского пола во всех традиционных обществах, где высока вероятность военных конфликтов. Военная карьера была довольно завидным уделом, например, в Советском Союзе в период, предшествовавший Великой Отечественной войне и непосредственно после нее. Однако в продвинутых индустриальных и в особенности постиндустриальных обществах значение этого канала заметно снижается.

Церковь. Особенно важный канал в сословных обществах, где человек из низкого сословия, даже обладая выдающимися способностями, имел очень мало шансов на то, чтобы получить, скажем, дворянский титул. Церковь же рекрутировала в ряды своих иерархов наиболее способную молодежь низших сословий, предоставляя ей возможность удовлетворить свои честолюбивые амбиции. Далеко не все высшие иерархи церкви могли похвастаться аристократичностью происхождения. Сорокин, проводивший специальные статистические подсчеты, указывает, что из 144 католических римских пап 28 были из простонародья, а 28 происходили из тех слоев, которые называются сегодня средними классами.

Разумеется, и здесь были свои фильтры. Например, пострижение в монахи (а именно оно было непременным условием карьеры в церковной иерархии христианства) требовало отказа от надежд вступить в брак. Кроме того, не следует забывать, что церковные организации не раз становились в истории каналом нисходящего движения, когда развертывались массовые гонения на еретиков, отступников, язычников, иноверцев (достаточно вспомнить религиозные войны эпохи реформации, Варфоломеевскую ночь, российское старообрядчество).

Этот канал мобильности также играл одну из важнейших ролей, прежде всего, в традиционном обществе; однако она начинает существенно снижаться в ходе индустриальной революции, одним из важнейших последствий которой становится секуляризация.

Экономические организации. Сорокин называет их "организациями по созданию материальных ценностей". Карьера в рамках экономической организации открывает дорогу многим целеустремленным людям, например, в их продвижении по политической лестнице. В самом деле, в обществе, где стержнем, вокруг которого выстраиваются практически все остальные социальные отношения, является частная собственность, просто не может быть иначе. А тот институт, в котором господствуют эти отношения и в котором создаются материальные ценности, не может не быть одним из самых влиятельных социальных институтов.

Какую бы координатную ось в системе экономической стратификации мы ни взяли, вертикальное восхождение вдоль нее неизбежно приведет к восхождению и по двум другим - по принципу статусной кристаллизации. И в соответствии с тем же принципом экономическое преуспевание существенно повысит шансы на восходящую мобильность в двух других социальных подпространствах. И что бы ни говорили приверженцы ортодоксальной коммунистической идеологии, подлинными творцами и вдохновителями индустриальной революции, коренным образом изменившей облик человеческого общества, теми, кто привел в действие основные ее социально-экономические законы, были капиталисты на ранних этапах индустриализации и менеджеры - на более зрелой ее стадии. И тот высокий социальный статус, который они занимают в обществе, вытеснив с него родовую феодальную аристократию, как правило, вполне ими заслужен. "Преуспевающий предприниматель, - утверждает П. Сорокин, - крупнейший аристократ современного общества".

По статистике Сорокина, из 662 миллионеров XIX-XX веков, чьи данные он подвергал изучению, 71,4 процента - это фабриканты, банкиры, биржевики, торговцы, транспортники, то есть люди, в большинстве своем не унаследовавшие свои огромные состояния, не получившие его в готовом виде, а добившиеся его благодаря своим знаниям, огромной энергии, умению налаживать отношения с другими людьми.

Политические организации. Сорокин объединяет в этом институте "правительственные группы, политические организации и политические партии". Важность этого канала переоценить трудно, к тому же, как нам кажется, она в достаточной степени очевидна. "Карьера многих выдающихся государственных деятелей начиналась или с поста личного секретаря влиятельного политика, или вообще с чиновников низшего ранга". Отметим лишь, что этот канал, как и институт церкви, может стать каналом нисходящей групповой мобильности в случае неблагоприятно сложившейся политической конъюнктуры.

Образование. Поскольку значение этого канала мобильности мы уже достаточно подробно раскрывали выше, отметим здесь лишь два момента. Во-первых, здесь яснее и отчетливее, чем где-либо, понятны фильтры и механизмы их действия - системы оценивания текущей успеваемости, а также разнообразные экзаменационные и тестовые испытания; не прошедшие эти фильтры либо не допускаются до следующих ступеней канала, либо вообще покидают его. Во-вторых, необходимо отметить, что в современных обществах значение этого канала (в отличие, скажем, от армии или церкви) не просто гигантским образом возрастает; прохождение его становится прямо-таки обязательным условием продвижения по любой шкале социальной иерархии.

Семья. На первый взгляд, это тот же механизм повышения своего социального статуса с помощью брачного союза, о котором говорили Бергеры. Однако здесь семья подразумевается, скорее, расширенная, включающая весь комплекс расширенных родственных связей, в том числе и по боковым линиям. Разумеется, наиболее важную роль здесь играют прямые родственные связи - родители-дети, братья-сестры. Вероятно, со времени возникновения института моногамной семьи родители всегда старались обеспечить своим детям социальные позиции не ниже своих собственных. В традиционных обществах к тому же очень сильно воздействие клановых связей, которые также формируются на основе родственных отношений.

Хотя, конечно, поскольку мобильность связана не столько с сохранением, сколько с изменением социальной позиции, то важнейшим среди множества этих отношений действительно следует считать вступление в брачный союз с представителем (мужского или женского рода) могущественного клана. Здесь тоже имеются свои фильтры, которые заключаются, прежде всего, в тех или иных проверках на верность тому клану, к которому присоединяется соискатель, а также готовность принять правила игры, сложившиеся в этом клане. Однако и этого недостаточно. Тот (или та), кто принимает решение пойти именно этим путем повышения своего социального статуса, нередко должен быть готов разделить участь своей новой семьи в случае неблагоприятных обстоятельств, приводящих эту семью или весь клан, в состав которого она входит, к групповой нисходящей мобильности. Классический пример недавнего прошлого из отечественной истории: женитьба молодого талантливого журналиста А. Аджубея на дочери всесильного тогда Хрущева и стремительный карьерный взлет; однако с падением Хрущева он, как профессионал, ушел в полнейшее небытие, и с тех пор мы не прочли ни единой строчки, им написанной.

Значение этого канала, преобладавшее в доиндустриальных обществах, существенно снижается в эпоху модернизации и продолжает падать в постмодернистских условиях. Причины здесь две: во-первых, существенно возрастает роль других каналов; во-вторых, в современных обществах все более заметно проявляется кризис моногамной семьи.

Следует отметить важную особенность действия перечисленных выше каналов социальной мобильности: они действуют не в одиночку, а в системе, в комбинации друг с другом. Это относится даже к таким, казалось бы, противостоящим каналам, как церковь и образование: чтобы сделать карьеру в церковной иерархии, необходимо достаточно много и упорно учиться (пусть даже не в формальных образовательных учреждениях, а путем самообразования), чтобы хорошо знать тонкости и детали догматов своего вероисповедания и каноны теологии. В армии (разумеется, мирного времени) для успешной военной карьеры чрезвычайно важно иметь не только достаточно высокий уровень специального образования, но и родственные связи. Как ни странно, то же самое касается взаимосвязи таких каналов, как семья и образование. До сих пор даже в наиболее продвинутых обществах (причем, даже сильнее, чем в слаборазвитых) действует система различения вузов по степени престижности и привилегированности. Попасть в такие вузы выходцу из семьи рабочего или мелкого клерка можно лишь при наличии выдающихся способностей (что также служит укреплению их престижности). Впрочем, это относится не только к системе высшего образования. В одном из исследований 60-х годов в США было обнаружено, что посещали колледж: 44 процента детей из семей с годовым доходом более 10000 долларов; 17 процентов из семей с доходом от 5000 до 7000 долларов; и эта цифра упала до 9 процентов для детей из семей с доходом ниже 5000 долларов. Здесь обнаруживается также связь канала образования не только с институтом семьи, но и с экономическим каналом.

 

3.4.3. Исторические и общемировые тенденции

социальной мобильности

В не меньшей степени, чем настоящее, людей всегда волновало их завтрашнее социальное положение, во всяком случае - будущее их детей. Мы не беремся утверждать, что во все времена во всех обществах любой из их членов лелеял честолюбивые надежды на то, чтобы повысить свой социальный статус, и эти надежды мотивировали его поведение. Строго говоря, развитие такого рода надежд у большего или меньшего числа членов общества, подчиняется действию закона возвышения потребностей, который мы более подробно рассмотрим в последней части этой книги. Там же мы еще раз подтвердим несколько гипотез, которые сформулируем сейчас:

1. Стремление к повышению всех параметров социального статуса во всех социальных подпространствах не является мотивом, детерминирующим поведение всех членов общества.

Казалось бы, не существует людей, которые бы не хотели жить лучше, а тем более - не хотели бы, чтобы их дети жили лучше, нежели они сами. Между тем, это заблуждение (весьма свойственное человеку), выражаемое в приписывании другим людям своих собственных мыслей, побуждений, мотивов поведения; тем более, когда речь идет о людях прошлого, чья социализация протекала в принципиально иных условиях. Обратившись в ретроспективу, можно будет найти немало подтверждений тому, что большинство членов всех (точнее, почти всех) слоев общества, включая и самые обездоленные, были в достаточной мере удовлетворены условиями своей жизни и не рвались ее улучшить. Они возмущались, поднимали бунты и мятежи лишь в случае значительного ухудшения этих условий, а отнюдь не в целях повышения своего социального статуса. Хотя свои честолюбцы были, по-видимому, во всех стратах и традиционного общества, однако число их было слишком мало, чтобы определять господствующие настроения. Напротив, в элитных стратах, чей уровень жизни был значительно выше, доля людей, устремленных к повышению своих социальных позиций, был гораздо больше. Здесь-то, в высших слоях традиционного общества, главным образом, и действовал закон возвышения потребностей. Точнее, даже не в самых высших, а, скорее, в близких к ним стратах, члены которых могли созерцать образ их жизни, "примерять его на себя", ощущать некоторую ущемленность собственного положения - словом, формировать в себе комплекс чувств, именуемый "мотивацией к достижениям". Последний момент достаточно важен, и он позволяет нам сформулировать следующую гипотезу.

2. Важнейшим фактором возникновения массовых побуждений к восходящей социальной мобильности являются демонстрационные эффекты.

Понятие "демонстрационных эффектов" ввел в своей книге "Почему люди бунтуют" Т. Гарр. Под ним понимается достаточно широкий и постоянный показ низшим слоям общества или членам менее развитых обществ (или слоев) некоторых привлекательных подробностей образа жизни более высоких страт либо более высокоразвитых обществ. Эпиграфом к 4 главе, где рассматриваются различные аспекты воздействия демонстрационных фактов, Гарр взял цитату из книги Оруэлла, в которой достаточно выпукло и емко показана их суть:

“ Беседуя однажды с шахтером, я спросил его, когда впервые стала острой нехватка жилья в их районе; он ответил: " Когда нам сказали об этом" , имея в виду, что до недавнего времени запросы людей были столь низкими, что они воспринимали любую степень перенаселенности как нечто само собой разумеющееся” .

В последней части мы покажем механизмы развития действия закона возвышения потребностей в эпоху индустриализации. Однако чрезвычайно важно помнить также и о том, что наиболее энергично они "раскручиваются" в промышленных урбанистических центрах и гораздо более вяло - в сельской местности. В первых множество различных страт живут бок о бок, имея возможность непосредственно наблюдать образ жизни друг друга; здесь выше уровень образования, доступ к различным источникам информации, бурлит политическая и духовная жизнь с новыми веяниями. Во второй - возможности демонстрационных эффектов физически ниже, господствуют консервативные ценности. В ХХ веке огромную роль в усилении демонстрационных эффектов сыграло также колоссальное развитие средств массовой коммуникации, и в особенности - в течение последней его половины - телевидение, сделавшее доступным созерцание иных, более высоких, паттернов образа жизни практически во всех уголках мира. Хотя следует отметить, что даже в современном (индустриальном) обществе существует достаточно большое число его членов, вполне удовлетворенных своей участью. Для этой категории основным мотивом является, скорее, удержать обретенное, не утратить его.

3. Социальная мобильность, достаточно стабильная и не очень значительная в традиционных обществах, существенно ускоряется в ходе модернизации.

Наименее подвижны в смысле восходящей социальной мобильности кастовые и сословные общества. Кастовая система - это особая разновидность социальной стратификации, в которой "касты иерархически организованы и отделены друг от друга по законам ритуальной чистоты". Она представляет собой наиболее яркую иллюстрацию социальной замкнутости, в которой доступ к богатству и повышению престижа закрыт для тех социальных групп, которые исключены из отправления так называемых "очищающих" ритуалов. Эта ритуальная сегрегация усиливается, кроме того, правилами эндогамии. В известной степени кастовым является, например, любое расово или этнически сегрегированное общество. Однако классическим примером здесь является индуизм. При этом, хотя индуистская кастовая система организована с позиций четырех главных каст (брамины, кшатрии, вайшьи и шудры), существует также большое разнообразие на местном, деревенском, уровне, где главные касты еще глубже разделены на более мелкие группировки субкаст, которые называются шати (jati). В принципе человек рождается в касте, в ней же умирает, и социальная мобильность между кастами невозможна. Правда, на практике для субкасты как целого иногда оказывается возможным улучшить свое положение в рамках иерархии престижей. Те группы, которые могут с успехом обладать или имитировать ритуальную практику привилегированных каст, могут испытать восхождение с помощью процесса, известного как "санскритизация".

Что касается сословий, то эта система стратификации исторически сложилась в Европе и России. Она, подобно кастам, содержала в себе достаточно резкие различия и жесткие барьеры между малыми группами или стратами. В отличие от каст, сословия создавались целенаправленно, политическими средствами, скорее, с помощью законов, сотворенных людьми, нежели религиозных правил. Эти законы служили как определению самой системы, так и контролю за мобильностью между стратами (существенно ограничивая ее не только в восходящем, но и в нисходящем направлении), а также для того, чтобы создать регулярный свод прав и обязанностей, применимых ко всем. При этом каждое сословие имело собственный кодекс приличного поведения (например, этикет). Сословия в общих чертах сложились в период феодализма в начале постфеодального современного периода. Обычное разделение было трехчленным: духовенство, нобилитет (дворянство) и третье сословие, хотя иногда оно рассматривается как четырехчленное, когда третье сословие подразделялось на городских жителей (купцов, ремесленников, мелких чиновников государственной службы) и крестьянство.

П. Сорокин указывает, однако, что и в таких обществах имела место социальная циркуляция. Так, он сформулировал целый ряд общих принципов вертикальной мобильности, два из которых прямо относятся к тому, что не бывает обществ с совершенно непроницаемыми перегородками между социальными стратами. Первый из них гласит: "Вряд ли когда-либо существовали общества, социальные слои которых были абсолютно закрытыми или в которых отсутствовала бы вертикальная мобильность в трех ее ипостасях - экономической, политической и профессиональной". Обращаясь к одной из самых жестких систем стратификации - кастовой и анализируя ведические тексты, он приходит к выводу, что и здесь совершались - пусть слабые и медленные - течения вертикальной мобильности. Второй принцип утверждает: "Никогда не существовало общества, в котором вертикальная социальная мобильность была бы абсолютно свободной, а переход из одного слоя в другой осуществлялся бы без всякого сопротивления". Он не противоречит первому, а, скорее, дополняет его составляя более завершенную картину.

Отметим несколько основных тенденций в изменениях социальной мобильности в современном обществе по сравнению с традиционным. Прежде всего, при измерениях интергенерационной мобильности в сфере занятости наблюдается значительное возрастание того параметра, который Сорокин назвал всеобщностью, т.е. увеличение числа индивидов, улучшивших свои социальные позиции в сравнении со своими отцами. Правда, здесь имеются заметные различия между категориями занятости. Так, цифры 1950 года по США показывают, что нынешние позиции 77 процентов профессионалов (менеджеров и специалистов наивысшей квалификации) оказались существенно выше по сравнению с позициями, которые занимали их отцы; однако через подобное продвижение прошли лишь 56 процентов квалифицированных рабочих и мастеров. Другими словами, значительному числу индивидов удалось улучшить свою позицию в сравнении со своими отцами с точки зрения занятости, но индивиды из среднего класса находятся в этом смысле в более благоприятном положении.

Если мы будем измерять вертикальную мобильность с точки зрения служебной карьеры, то окажется, что наибольшая часть мобильности наблюдается среди тех категорий занятости, которые являются примыкающими друг к другу или близкими по своему статусу. Кроме того, в этом процессе пока еще не последнюю роль играет такой канал мобильности, как семья. Например, гораздо более вероятно с точки зрения интергенерационной мобильности, что сын неквалифицированного рабочего станет механиком в гараже, нежели юристом. Аналогичным образом, более вероятно, что сын юриста, скорее, станет профессором права, нежели директором крупной корпорации. Более трудным делом остается проведение разграничительной линии между работниками ручного и неручного труда. Наименее мобильны индивиды, занятые сельскохозяйственным трудом.

Наиболее важным каналом мобильности становится институт образования. Это делает особенно серьезным отношения того порочного круга между классовой принадлежностью и образованием, которого мы не раз касались выше.

По изложенным выше причинам мобильность стала более затруднительной и, возможно, даже реально уменьшилась для самых низких страт. Если скомбинировать этот факт с упомянутым выше мнением социологов по поводу относительной закрытости наивысшей страты, то в оценке мобильности возникает довольно интересная картина: наибольшая часть мобильности происходит в обширной области между высшей и низшей стартами общества; и вершина, и дно принимают в этом процессе наименьшее участие. Индивиды в этих двух стратах с наибольшей вероятностью останутся там, где они есть - хотя понятно, что это имеет различные смыслы и для вершины, и для дна. При измерениях с помощью занятости именно средние сектора стратификационной системы совершают наибольшую экспансию. Другими словами, если говорить в широком смысле, средний класс в развитых обществах растет быстрее других и больше всех увеличивается в объеме. По мнению некоторых социологов, это предполагает изменение традиционного графического представления системы стратификации в образе пирамиды (или конуса, по Сорокину) на представление его в виде ромба (см. рис.3.5).

Рис.3.5. Образно-графическое представление стратификации

в традиционном и современном обществах

 

 

3.5. Социальные системы

и cоциальные организации

В начало

3.5.1.Системный подход: общие положения

Какой смысл вкладываем мы в само понятие "система"? Это слово от излишне частого употребления в различных контекстах и по самым разным поводам начинает, порой, утрачивать в нашем сознании свое изначальное значение. Между тем, оно происходит от греческого systema, что в переводе означает "целое, составленное из частей". Стало быть, мы имеем право обозначить им любое множество элементов, каким-то образом соединенных друг с другом и, благодаря этому соединению, образующих определенную целостность, единство.

Возьмем набор деревянных брусков, дощечек и пригоршню гвоздей. Пока они лежат в беспорядке (или даже, может быть, в порядке - в смысле аккуратно разложенные по кучкам, но не соединенные друг с другом), они системы не образуют. Однако, приведя в соответствие друг другу их размеры и установив между ними с помощью гвоздей более или менее прочную связь, вы могли бы сколотить табурет. Этот табурет уже в определенной степени получает право именоваться системой. Вы могли сколотить их как-то иначе и получить, например, посылочный ящик. Вначале, до соединения между собой этих деревяшек и железок, вы вряд ли могли эффективно использовать их для сидения или упаковки в них каких-то вещей. Прежде чем соединить между собой элементы этого набора, вы несколько видоизменили их размеры и форму, хотя своих сущностных качеств ни один из них вроде бы не потерял. Однако, оказавшись соединенными вместе определенным образом, эта совокупность элементов приобрела новое свойство (на этом сооружении можно удобно сидеть или упаковать в него что-либо) - такое, которым каждый из них по отдельности не обладал.

Давайте попытаемся на этом незамысловатом примере увидеть некоторые общие признаки любой системы:

- это всегда совокупность каких-то элементов;

- элементы эти находятся между в определенной связи;

- благодаря данной связи, совокупность образует единое целое;

- это целое обладает качественно новыми свойствами, не принадлежащими отдельным элементам, пока они существуют порознь.

Такие новые свойства, возникающие в новом целостном образовании в социологии называют эмерджентными (от английского emerge - появляться, возникать). "Социальная структура, - утверждает известный американский социолог Питер Блау, тождественна эмерджентным свойствам комплекса составляющих ее элементов, т.е. свойством, не характеризующим отдельные элементы этого комплекса".

Все существующие в мире совокупности можно было бы подразделить на три большие класса: 1) неорганизованные совокупности; 2) неорганические системы; 3) органические системы.

Первые две из них не представляют для нас особого интереса, поэтому ограничимся лишь общим упоминанием о них. Неорганизованные совокупности потому и называются так, что вообще не имеют никаких черт внутренней организации, а связи между составляющими их частями либо вообще не возникают, либо носят случайный, несущественный характер. Что касается неорганических систем, то они статичны, неподвижны; связи внутри них механические, жесткие, вследствие чего их поведение жестко детерминировано.

Главным и, по сути, единственным объектом нашего рассмотрения будут третьи - органические - системы. Органической мы именуем такую систему, которую характеризует развитие, то есть последовательное прохождение через ряд последовательных этапов усложнения и дифференциации. К таким системам нужно отнести, прежде всего,биологические и социальные системы. Органические системы обладают рядом специфических свойств, отличающих их от первых двух классов. Эти отличия выступают в качестве характерных признаков органических систем. Рассмотрим наиболее существенные из них.

1. В органической системе имеются не только структурные, но и генетические связи, т.е. такие, которые обусловлены происхождением одного элемента от другого. Так, изучая структуру растения (представляющего собою биологическую систему), можно установить, что ветви и стебель или ствол происходят от молодого побега, которое, в свою очередь, проросло из семечка.

2. В органической системе складываются не только связи координации, т.е. взаимодействия, но и связи субординации, т.е. подчинения одних элементов другим. Это, в сущности, вытекает уже из наличия генетических связей и происхождения одних элементов из других, что само по себе задает отношения первичности и вторичности, главенства и подчинения.

3. В органических системах, как правило, складываются особые управляющие механизмы, выступающие в качестве особых элементов. С их помощью структура целого оказывает воздействие на отдельные элементы, на характер их функционирования.

4. Связи, которые складываются в неорганической системе, не производят качественного изменения самих элементов. Поэтому они вполне могут существовать и отдельно от системы. В органической же системе зависимость между системой и составляющими ее компонентами настолько сильна, что они отдельно от системы существовать не могут. (Например, срубая с дерева ветку, вы обрекаете ее на засыхание, а затем - на загнивание и распад, т.е. прекращение существования во всяком случае - в качестве ветки).

5. Если в неорганических системах элемент зачастую бывает активнее целого (скажем, ион химически активнее, чем атом), то в органической системе, по мере усложнения ее организации, активность элементов во все большей степени "делегируется" целому.

6. Органическое целое складывается не из тех частей, которые функционируют в уже развитом целом. Другими словами, в ходе развития органической системы ее части, испытывая воздействия со стороны целого, преобразуются, "подгоняясь" под выполнение своей функции.

7. Устойчивость неорганических систем обусловлена стабильностью составляющих их элементов. В органических же, в силу их развития, изменения, необходимым условием их устойчивости является, напротив - постоянное обновление элементов.

8. Внутри органического целого практически всегда выделяются своеобразные блоки (подсистемы), которые гибко приспосабливаются под выполнение команд управляющего блока системы. Эта гибкость обусловлена тем, что элементы системы функционируют не жестко детерминированно, как в неорганической системе, а стохастически, т.е. вероятностным образом, поскольку имеют определенное число степеней свободы.

Мы не будем здесь вдаваться в подробности теории систем, поскольку это, в сущности, задачи другой научной дисциплины. Попытаемся лишь кратко перечислить основные из используемых в ней понятий, которые так или иначе будут использоваться в дальнейшем.

Попытаемся рассмотреть некоторые понятия системной теории. Весь массив системологических понятий можно условно подразделить на три группы.

(1) Понятия, которые описывают строение систем. Среди них выделим следующие.

Элемент. Это далее не делимый компонент системы при данном способе расчленения. Говоря об элементе, необходимо подчеркнуть, что любой элемент не поддается описанию вне его функциональных характеристик, той роли, которую он играет в системе как целом. Другими словами, с точки зрения системы не так важно то, каков элемент сам по себе, а важно, что именно он делает, чему служит в рамках целого.

Целостность. Это понятие несколько более расплывчато, нежели элемент. Оно характеризует обособленность системы, противопоставленность ее окружению, всему, что лежит вне ее. Основу этого противопоставления составляет внутренняя активность самой системы, а также границы, отделяющие ее от других объектов (в том числе и системных).

Связь. На это понятие приходится основная смысловая нагрузка терминологического аппарата. Это понятно: системная природа объекта раскрывается, прежде всего, через его связи, как внутренние, так и внешние. Не вдаваясь в подробности и не перегружая наше изложение множеством определений, упомянем лишь, беглый перечень различных типов и классов связей. Можно говорить о связях взаимодействия, генетических связях, связях преобразования, связях строения (или структурных), связях функционирования, связях развития, связях управления и др.

(2) Группа понятий, относящихся к описанию функционирования системы. Сюда относятся: функция, устойчивость, равновесие, обратная связь, управление, гомеостазис, самоорганизация. Относительно двух последних понятий у нас будет отдельный, более основательный разговор. Что же касается остальных, то мы ограничимся упоминанием о них, поскольку не предполагаем активного их использования в дальнейшем.

(3) И, наконец, третья группа понятий - это термины, в которых описываются процессы развития системы: генезис, становление, эволюция и др. В силу соображений, изложенных выше, мы также не будем останавливать внимания на этих понятиях.

Теперь, когда мы сделали эти общие замечания, следует вспомнить о том, что основным предметом нашего внимания являются процессы, происходящие в человеческом обществе, обратимся к социальным системным объектам.

 

3.5.2.Социальная система: понятие, сущность

и проблемы изучения

Понятно, что из огромного множества существующих в мире систем для нас первоочередной интерес будут представлять социальные системы. Это особый класс систем, существенно отличающихся не только от неорганических систем (скажем, технических или механических), но и от таких органических систем, как биологические или экологические. Разумеется, главной особенностью их выступает тот факт, что элементный состав этих систем формируют социальные образования (в том числе и люди), а в качестве связей выступают самые разнообразные социальные отношения и взаимодействия (далеко не всегда носящие "вещественный" характер) этих людей между собою.

Понятие "социальная система", являясь обобщающим наименованием целого класса систем, очерчено не вполне однозначно и четко, а потому ставит немало проблем уже на уровне понимания. Диапазон социальных систем достаточно широк, простираясь от социальных организаций как наиболее развитого вида социальных систем до малых групп (в которых в гораздо меньшей степени проявляются такие системообразующие признаки, как цель, иерархия, управление, синергия). А приложимо ли понятие "социальная система" к социально-демографическим или статистическим категориям населения - образовательным, профессиональным, половым, возрастным и т.п.? В весьма ограниченной степени - в той мере, в какой некоторые из них могут образовывать какие-то организационные объединения, с помощью которых будут развивать свои системообразующие качества. В то же время мы вправе говорить как о социальной системе о некоторых социальных объектах, не включающих в себя непосредственно людей. Это, прежде всего, продукты человеческой деятельности и взаимоотношений между людьми (например, язык).

Здесь необходимо вспомнить, что теория социальных систем - это сравнительно новая отрасль общей социологии. Она зарождается в начале 1950-х годов и обязана своим появлением на свет усилиям двух социологов - Толкотта Парсонса из Гарвардского университета и Роберта Мертона из Колумбийского университета. Хотя в работах этих двух авторов имеются значительные различия, оба они вместе могут рассматриваться как основатели школы, именуемой структуральный функционализм. Это такой подход к обществу (первоначально использовавшийся специалистами по культурной антропологии в Англии), который рассматривает последнее как развивающуюся систему, каждая часть которой функционирует тем или иным способом, в связи со всеми другими. Тогда любые данные об обществе могут рассматриваться с точки зрения того, насколько они функциональны или дисфункциональны с точки зрения поддержания социальной системы. В 1950-х годах структуральный функционализм, вероятно, стал господствующей формой социологической теории в социологической теории в Америке, и только в последние годы начал утрачивать свое влияние.

В работах Т. Парсонса социальная система определяется с точки зрения двух или более социальных деятелей, вовлеченных в более или менее устойчивое взаимодействие в рамках очерченного окружения. Это понятие не ограничивается, однако, межличностным взаимодействием, а может также иметь отношение к анализу групп, институтов, общностей и межобщинных целостностей. К примеру, его можно использовать при изучении университета или государства как социальных систем, которые имеют структуры, состоящие из взаимосвязанных частей.

Многое из ранних вдохновляющих идей теории систем шло от попыток установить параллели между физиологическими системами в медицинских науках и социальными системами в социальных науках. У Парсонса волюнтаристическая теория действия сочетается с системным подходом к двухличностным взаимодействиям. В более поздних работах Парсонс дал общую теорию социальных систем, пытаясь нащупать пути интеграции социологической теории с разработками в биологии, психологии, экономической и политической теории. Каждая социальная система имеет четыре субсистемы, соответствующие четырем функциональным императивам, а именно - адаптации (А), достижению цели (G), интеграции (I) и поддержанию образцов или латентности (L). Эти четыре системы могут быть концептуализированы на различных уровнях так, чтобы, например, базовый AGIL-паттерн соответствовал экономике, политике, социетальной общности и институтам социализации. В процессе адаптации к своему внутреннему и внешнему окружению социальные системы должны решать эти четыре проблемы для того, чтобы продолжить существование, и они эволюционируют путем усиления дифференциации своих структур и достижения более высоких уровней интеграции своих частей. Парсонс пытался показать обоснованность системного подхода через разнообразие исследований - университетов, политики, религии и профессий.

Будучи в значительной степени влиятельной в сфере изучения политических процессов, индустриализации, религии, модернизации, сложных организаций, международных систем и социологической теории, эта теория в то же время подвергалась основательной критике. Аргументы критиков теории социальных систем таковы: (1) она не может адекватно рассматривать вопрос о наличии конфликта и изменения в социальной жизни; (2) ее предположения о равновесии и социальном порядке основаны на консервативной идеологии; (3) она излагается на таком уровне абстракции, что ее эмпирические отсылки часто трудно обнаружить, и, следовательно, данный подход имеет небольшое значение в текущих социологических исследованиях; (4) ее положение о ценности консенсуса в обществе не имеет хорошего эмпирического обоснования; (5) трудно согласовать предоставления о структурных процессах и функциональных требованиях с теорией действия, которая подчеркивает центральное положение целенаправленного выбора индивидуальных деятелей; (6) телеологические положения теории систем не могут объяснить, почему некоторые общества находятся в состоянии недоразвития или деиндустриализации; (7) многие из положений теории тавтологичны и пусты. Например, в одной из аналитических статей само существование социальной системы признавалось единственным реальным доводом в пользу ее адаптации к окружению. Короче говоря, современная теория систем нередко воспроизводит все сущностные слабости эволюционной теории XIX века.

Среди множества разнообразных социальных систем можно выделить гомогенные, т.е. однородные - уже в силу того, что они состоят исключительно из социальных элементов (например, те же малые группы). Однако значительно чаще приходится сталкиваться с гетерогенными социальными системами, которые, наряду с человеком, включают в себя и элементы другой природы. Таковы, например, экосоциальные (географические районы) или социотехнические системы, которые образуются как продукт взаимодействия человеческого фактора производства и его технико-технологической базы.

Что выступает в качестве элементов социальной системы? Первый, поверхностный подход подсказывает: это люди. Однако более основательный и глубокий поиск устойчивых элементов общественной жизни приводит к выводу, что эта жизнь представляет собой бесконечное множество переплетающихся взаимодействий этих людей, а значит, именно на этих взаимодействиях и должно быть сосредоточено внимание исследователей. Именно таков взгляд на структуру общественной жизни представителей структурного функционализма - одного из широких и влиятельных течений современной социологии. В соответствии с этим подходом можно утверждать, что социальные системы не состоят из людей, люди просто участвуют в системах, образующих своеобразную "оболочку" жизнедеятельности людей. Структуры - это просто позиции (статусы, роли) индивидов в системе. Система не изменит своей структуры, если какие-то конкретные индивиды перестанут участвовать в ней, выпадут из своих "ячеек", а их место займут другие индивиды.

Функционализм как методологическое направление в социологии представляет для нас интерес уже в силу того, что он изначально рассматривает общество как систему. Суть функционального подхода состоит в том, что он стремится во всяком объекте или явлении выделить элементы социального взаимодействия, а затем определить ту функцию, которую каждый из этих элементов выполняет в общей системе взаимодействий. Другими словами, всякий раз, когда мы пытаемся определить то положение, которое занимает в социальной общности (или обществе) тот или иной интересующий нас объект, исходя из закрепленных за ним функций (или "обязанностей"), мы тем самым, во-первых, уже осуществляем явно или неявно функциональный подход, а во-вторых - в той или иной степени системный анализ.

Что такое, в сущности "функция"? Это слово, как и множество других в нашем языке, многозначно. В социологии этим термином обычно определяют ту роль, которую играет тот или иной социальный институт, общность или социальный процесс, словом, любой из элементов социальной системы. Функция возникает, как правило, спонтанно - в качестве отклика на какую-то общественную потребность и предназначена для удовлетворения этой потребности. "Спрашивать, какова функция разделения труда, это значит - исследовать, какой потребности оно соответствует". Того же мнения придерживаются и современные функционалисты. "Функция, - утверждает известный английский этнограф Бронислав Малиновский, - не может быть определена иначе, как удовлетворение потребности посредством деятельности, в которой человеческие существа сотрудничают, используют артефакты и потребляют предметы".

Важной характеристикой социальных систем выступает высокий уровень их сложности. В принципе социальные системы обладают максимальной сложностью среди всех известных нам систем. Дело в том, что базовым элементом любой из них является человек, обладающий собственной субъективностью и неисчерпаемым диапазоном вариантов своего поведения. Поэтому мы вправе отнести практически любую социальную систему к числу так называемых "больших систем". Большая система - это термин, используемый для обозначения системных образований, являющихся результатом многократного сложения, соединения относительно малых, более простых систем, входящих в большую систему в качестве составных частей. Специфика большой системы заключается не столько в ее размерах, сколько в сложности поведения, которое является следствием большого числа взаимосвязей элементов и подсистем, а также в подчиненности этих связей общей цели. Из сказанного вытекают по меньшей мере два следствия: (1) значительная неопределенность, непредсказуемость функционирования социальных систем, а также (2) наличие границ их управляемости.

Говоря о социальной системе, мы должны постоянно помнить не только о внутренних связях ее элементов, но и о связях социальной системы как целого с ее окружением. А в это окружение входят не только объекты живой и неживой природы и техники, но и другие социальные системы. Таким образом, понятие социальной системы может быть в конечном счете расширено до такой большой системы, какой является человечество (или человеческое общество) в целом. Здесь необходимо брать в расчет степень самостоятельности или целостности, которая, как мы помним, определяется и границами системы. В функционалистской социологии существует понятие пограничной поддержки, которое определяет социальную систему как погранично-поддерживающую, если она в связях со своим окружением сохраняет определенные упорядоченности. Существуют социальные процессы, которые поддерживают как границы, так и равновесие системы относительно других систем, составляющих ее окружение. Для продолжающегося существования систем должен также совершаться обмен с другими системами через их границы.

Таким образом, особой проблемой при изучении социальных систем является их целостность, в основе которой лежит степень их самостоятельности. Каждая конкретная социальная система находится в более или менее тесных взаимосвязях и с такими же, как и она, социальными системами, и с социальными системами более широкого масштаба - вплоть до человечества в целом, которое можно рассматривать как некую гигантскую макросистему (или суперсистему). Разумеется, большинство социальных систем входят составной частью в более крупные системы, зависят от них и детерминируются ими. В то же время, в силу упомянутых выше границ управляемости социальных систем, любая из социальных систем (начиная с базового элемента - человека) всегда сохраняет какую-то степень самостоятельности. Эта самостоятельность обеспечивает огромное, практически неисчерпаемое разнообразие социальных систем: даже в рамках одного класса или типа систем - будь то предприятие, семья, поселок и т.п. - можно наблюдать значительные различия, что дает нам право утверждать, что каждая социальная система в чем-то уникальна и неповторима.

В связи с этим возникает вопрос: в каких случаях мы можем именовать социальную систему обществом? Достаточно часто употребляя слово "общество", мы вкладываем в него не всегда один и тот же смысл. "Я - сеньор из общества" - так называлась современная итальянская комедия. При этом имелась в виду конкретная общность людей, которых именуют еще "светским" или "высшим обществом". В аналогичном (а текстуально - прямо противоположном) смысле употребил это слово В.Г. Короленко в названии повести "В дурном обществе". В любом из таких или подобных им случаев мы имеем дело с определенной социальной системой, характеризуемой и наличием элементов с присущими им наборами функций, и с определенными связями, складывающимися между этими элементами, и создаваемой ими целостностью.

Однако вряд ли в обоих упомянутых случаях мы имели дело с обществом в строгом социологическом смысле. Как считает американский социолог Э. Шилз, "социальная система является обществом только в том случае, если оно не входит составной частью в более крупное общество". Скажем, род, т.е. объединение родственников, или племя как объединение родов могут и не являться частью другой, более крупной социальный системы. Такая автономность возможна при следующих условиях: (1) данная социальная общность проживает на ограниченной территории, которую она привыкла считать своей собственной; (2) она пополняет свою численность, главным образом, за счет естественного прироста - т.е. детей тех людей, которые уже являются ее признанными членами; (3) она полностью самостоятельно распоряжается своими внутренними делами, т.е. имеет собственную, ни от кого не зависящую систему правления; (4) она имеет свою собственную историю (знает о собственных генетических связях); (5) она обладает своей собственной культурой. Из этих условий естественно вытекает чрезвычайно слабая связь данной системы как с другими социальными системами, окружающими ее, так и с суперсистемой (человечеством).

Во всех иных случаях социальные системы, с которыми нам приходится иметь дело, являются, как правило, составными частями или подсистемами (субсистемами) какой-то более крупной целостности. Они не существуют вне общества как целого, однако в рамках его могут сохранять какую-то относительную автономность. О каких подсистемах можно говорить применительно к современному дифференцированному обществу? Это могут быть и семьи (или какие-то более крупные родственные объединения типа кланов), и различного рода производственные объединения - от мелких ферм до крупных фирм, университеты, школы и другие учебные заведения, политические партии, церкви и другие религиозные объединения, различные корпоративные ассоциации, какими являются, например, профсоюзы; сюда же можно включить и системы, организованные (формально и неформально) по территориальному признаку - деревни, села, города, районы. Список этот можно было бы продолжить до бесконечности, поскольку эти субсистемы накладываются друг на друга, перекрываются, частично совпадают своими элементами, границами и связями. Почему же мы не именуем каждую из такого рода систему "обществом" (а если и именуем, то в весьма ограниченном смысле - скажем, "хоровое общество" или "общество друзей природы")? Прежде всего в силу того, что деятельность их не выступает как самодостаточная. Во-вторых, каждое из них выполняет какую-то свою - пусть важную, но все же ограниченную - функциональную роль в рамках более крупного целого. В третьих, собственная система правления каждым из них осуществляется в рамках собственной структуры и в условиях подчинения какой-то общей власти, находящейся за их пределами и представляющей собою власть всего общества. Именно эта подчиненность и определяет относительность самостоятельности любой социальной системы.

Однако, обратившись к рассмотрению систем, которые могут с полным правом именоваться обществами, мы и на этом уровне обнаружим, что самостоятельность и независимость их довольно относительна. В самом деле, у некоторых обществ (например, у довольно крупных кочевых племен) и сегодня не имеется точно зафиксированных территориальных границ, а в прошлом таких сообществ с не обозначенным четко ареалом обитания было гораздо больше. Лишь очень немногие общества (главным образом, из числа тех, что затеряны в африканских бушах или южноамериканской сельве и избегают контактов с цивилизованным миром) пополняют численность своей популяции исключительно за счет естественного прироста. Обратившись к истории существующих сегодня обществ - особенно достаточно крупных, - мы увидим, что единой-то истории у любого из них, по сути дела, нет: ее заменяет конгломерат историй различных народов, вошедших в разное время в состав данного общества - посредством ли завоевания, добровольного присоединения или миграции.

Вряд ли мы сможем назвать сегодня какое-то общество, обладающее единой культурой, которая была бы собственной и "монолитной". США имеют общий язык и литературу с Великобританией (не говоря уже о сильном влиянии африканских традиций на "классический" американский джаз), большинство стран Латинской Америки - с Испанией (чья культура, в свою очередь, испытала сильное влияние мавританской культуры во времена т.н. "конкисты"). Франция дала свой язык отдельным частям Бельгии и Швейцарии, целому ряду стран африканского и американского континентов.

Далее, попробуйте назвать хотя бы одно общество, которое в экономическом отношении было бы полностью независимым и самообеспечивающимся. Все общества осуществляют экспорт своих товаров в другие страны и импорт из других стран, при этом складываются достаточно сложные и переплетающиеся взаимоотношения и договорные обязательства, нарушение которых бывает чревато болезненными последствиями. Ни одно общество, в котором развивается современная наука, не может считаться независимым в научном отношении: даже те страны, где наука ушла далеко вперед, заимствуют многие основополагающие идеи у ученых других стран.

Так что нетрудно убедиться: полная самостоятельность и независимость вряд ли может считаться абсолютно необходимым определяющим условием рассмотрения социальной системы в качестве общества. Другое дело, что для того, чтобы считаться обществом, социальная система должна обладать неким собственным, присущим только ей как целому "центром тяжести".

По мнению Э. Шилза, "современные “ национальные” общества - общества, претендующие на то, что они служат воплощением национального единства и обладающие своими собственными национальными культурами, своими собственными, скорее независимыми, чем зависимыми экономическими системами правления, своим собственным генетическим воспроизводством и своим собственным суверенитетом над территорией, обозначенной границами, - представляют собой наиболее самостоятельные из всех социальных систем, известных нам из истории человечества, самые независимые общества своих эпох".

 

3.5.3.Социальная организация

как вид социальной системы

Особой разновидностью социальной системы являются социальные организации. Н.Смелзер определяет организацию кратко: это "большая группа, сформированная для достижения определенных целей". Формула лаконичная, но не исчерпывающая. Дело в том, что само слово "организация" имеет различные смыслы, будучи употреблено в разных контекстах. А.И. Пригожин указывает по меньшей мере на три из них. (1) Этим термином может обозначаться социальный объект, представляющий собой объединение людей, которое занимает определенное место в обществе и предназначается для выполнения какой-то социальной функции. ("Простите, вы из какой организации?" - спрашивают вас при регистрации на совещании или конференции). (2) Тем же словом обозначают и определенную деятельность по созданию системы, включающую в себя распределение функций, налаживание устойчивых связей, координации и т.п. ("Институт находится в стадии организации".) Здесь "организация" выступает как процесс, связанный с целенаправленным воздействием на какой-то объект, а значит, предполагающий наличие, с одной стороны, организатора, а с другой - организуемых им людей. В данном случае это понятие во многом схоже с понятием "управление", хотя и не полностью совпадает с ним. (3) Это характеристика степени упорядоченности социальной системы ("здесь хорошо поставлена организация снабжения"). В данном случае под "организацией" понимают определенную структуру, строение и тип связей как способ соединения частей в целое. В этом смысле организация объекта выступает как его свойство, атрибут. Такое содержание термина употребляется в тех случаях, когда мы ведем речь о более или менее организованных системах, скажем, об эффективной или неэффективной политической организации общества и т.д.

В этом параграфе речь пойдет, главным образом, о социальной организации в первом из трех упомянутых смыслов, т.е. об искусственном объединении институционального характера, которое предназначено для выполнения более или менее ясно очерченной функции. (Хотя при ближайшем рассмотрении можно будет убедиться, что почти всегда будут присутствовать какие-то оттенки и двух других). Каковы ее основные социальные свойства? Начать с того, что организация, как правило, создается людьми намеренно, специально - как инструмент для решения общественных задач, средство достижения целей. "Чтобы решить какую-то задачу, достигнуть какой-либо цели, человеческие существа должны организовываться". Другими словами, организации - это целеустремленные социальные системы, т.е. системы, формируемые людьми по заранее намеченному плану в целях удовлетворения более крупной социальной системы или же для достижения совпадающих по направленности индивидуальных целей, но опять-таки - через выдвижение и стремление к достижению общественных целей. Таким образом, одним из определяющих признаков социальной организации выступает наличие цели. Социальная организация - это заведомо целевая общность, что и вызывает необходимость иерархического построения ее структуры и управления в процессе ее функционирования. Поэтому часто в качестве отличительного свойства организации называют иерархичность, которую можно представить "в виде пирамидальности построения с единым центром", причем, "иерархия организации повторяет дерево целей", для которых организация создана.

В предыдущем параграфе мы говорили о подходе структурного функционализма, согласно которому системы представляют собой не совокупность людей, а совокупность позиций, которые просто заполняются конкретными индивидами. С этим достаточно хорошо согласуется тот факт, что социальная организация как раз и представляет собою совокупность статусов, правил, отношений лидерства и подчинения. Другими словами, организация достаточно часто объективируется как безличная структура связей и норм. Поэтому анализ социальной организации начинают с подхода к ней как к некой агрегированной целостности, построенной иерархически и определенным образом связанной с окружающей ее внешней средой. Мы выясняем вначале, каковы функции каждого из статусов, находящихся в "узлах" отношений, связывающих ее в единое целое (позиции), и только потом приступаем к выяснению того, насколько эффективно выполняются эти функции конкретными людьми, занимающими данные позиции.

“ Какой бы формой организованной деятельности мы ни интересовались, - говорит Дж. Гэлбрейт в своей книге, написанной, правда, совсем по другому поводу, - будь то церковь, полицейский участок, правительственно учреждение, комиссия конгресса или увеселительное заведение, мы прежде всего стремимся узнать, кто возглавляет соответствующую организацию. Затем мы интересуемся соответствующими качествами или полномочиями, подтверждающими это командное положение” .

Мы не будем рассматривать здесь положений теории социальных организаций - это функции фактически отдельной теоретической дисциплины. Однако считаем необходимым хотя бы бегло перечислить некоторые типы организаций, с которыми приходится иметь дело и которые в тех или иных аспектах будут не раз упоминаться в других разделах курса социологии.

Формальная организация. Это организация, построенная на основе социальной формализации, т.е. целенаправленного формирования стандартных, безличных образцов проведения в правовых, организационных и социокультурных формах. Главная функция формальной организации состоит в создании гетерогенной системы, в которой объединены в одно целое люди со средствами и целями общественного труда. Существуют два пути формализации социальных систем. Первый - через оформление готовых, естественно сложившихся состояний, это путь, основанный на рациональном осмыслении предшествующего опыта. Второй путь - это "конструирование" социальной организации; в этом случае реальному созданию организации предшествует создание программы (прошлый опыт здесь, конечно, тоже присутствует, но лишь как прецедент).

Основные особенности формальной организации можно охарактеризовать следующим образом. (1) Она рациональна, т.е. в основе ее лежит принцип целесообразности, сознательного движения к известной цели. (2) Она принципиально безлична, т.е. рассчитана на абстрактных индивидов, между которыми устанавливаются стандартизованные ("идеальные") отношения по заранее составленной программе; в этой программе не предусмотрены никакие другие отношения между индивидами, кроме служебных, никакие другие цели, кроме функциональных, а значит, она еще и намеренно однозначна. При крайней степени своего развития эти особенности формальной организации трансформируют ее в бюрократическую систему, о которой речь пойдет чуть ниже и для которой характерна абсолютизация отдельных сторон и элементов организации, возведение их в ранг самостоятельных ценностей и превращение средств деятельности в цель.

Мы не будем говорить здесь об особенностях формирования структуры управления формальной организацией, поскольку по большому счету это - задача других научных дисциплин (в частности, теории управления и теории организаций), ограничившись лишь беглым перечнем типов таких структур. Они могут быть построены по принципу: (а) линейной организации, (б) функциональной организации, (в) штабной организации и (г) матричной структуры.

Наряду с огромными преимуществами формальной организации в обеспечении эффективности общественного труда, следует отметить ее ограниченность, поскольку она не в состоянии (да и не ставит своей задачей) охватить все организационные отношения в обществе. Поэтому за ее пределами или даже внутри нее складывается другой тип организованности - неформальная организация.

Неформальная организация представляет собой спонтанно сложившуюся систему социальных связей, норм, действий, которые являются результатом более или менее длительного межличностного общения внутри какой-то группы. Мы только что сказали, что неформальная организация возникает уже в силу того, что организация формальная в принципе неспособна охватить все стороны, все процессы социального взаимодействия и удовлетворить все социальные потребности входящих в нее индивидов. По отношению к формальной организации неформальная организация выполняет прежде всего так называемую компенсаторную функцию, т.е. восполняет недостатки формальной организации. Кроме того, индивид нуждается в участии в такой форме организации как в механизме защиты от ограничивающего воздействия формальной организации, она предоставляет ему более широкие возможности для удовлетворения различных социальных потребностей - самореализации, уверенности в себе, общественного признания и др. Иногда неформальная организация может играть по отношению к формальной и дисфункциональную (т.е. препятствующую достижению потребностей последних) роль, противодействуя достижению общих целей, "рассеивая" авторитет и т.п.

Неформальная организация проявляет себя в двух основных формах: внеформальная и социально-психологическая.

Внеформальная организация - это спонтанно развиваемая членами формальной организации система неформализованных служебных отношений, направленная на решение организационных задач такими способами, которые отличаются от формально предписанных. Главная особенность социальных организаций этого типа - "служебное", деловое содержание деятельности (которая может протекать и в свободное от работы время) и связанных с ней взаимоотношений. Направление этой деятельности может либо совпадать по направленности с целями формальной организации, либо расходиться с ними. Мы уже не раз говорили, что функция в организации не тождественна своему носителю-индивиду. Личность всегда сохраняет определенную степень автономности, независимости по отношению к выполняемой ею функции. Благодаря этой автономии работник формальной организации всегда располагает определенным диапазоном свободы в выборе конкретных форм служебного поведения. Другими словами, люди для достижения стоящих перед формальной организацией целей (особенно, когда эти цели усвоены или интернализованы достаточно глубоко) могут самостоятельно, без воздействий со стороны формальной организации, объединяться для выполнения задач этой организации и действовать при этом способами, отличными от тех, что заданы, "предписаны" формальной организацией.

Социально-психологическая организация - это спонтанно возникающая система межличностных отношений, складывающаяся на основе непосредственной избирательности (чаще эмоциональной, нежели рациональной) и взаимного интереса друг к другу. Она создается с целью удовлетворения индивидами своих социальных потребностей - в общении, признании, принадлежности к группе. Другими словами, это общность людей, находящихся в непосредственном контакте, основанная на их личном влечении.

Как правило, эти группы сравнительно невелики по численности (по данным большинства исследователей - от 3 до 10 человек), что определяется возможностями поддержания непосредственных личных контактов. Границы таких групп могут совпадать с границами формальных организаций или отличаться от них, могут включать в себя членов различных подразделений формальной организации или вообще функционировать за ее пределами.

Нередко, стремясь удовлетворить в рамках группы свои социальные потребности, человек попадает в зависимость от нее, поскольку группа тем или иным образом контролирует поведение каждого из своих членов. Для этого используется целый ряд средств воздействия: осуждение, моральная изоляция и т.п. - вплоть до остракизма. Социально-психологическая организация формирует собственные нормы поведения, и каждый ее член негласно обязуется следовать им. В группе тем или иным образом происходит распределение ее членов по шкале престижа, которое для группы, сложившейся в рамках формальной организации, часто не совпадает с "Табелью о рангах", т.е. должностной ранговой структурой. В группе возникает собственная неформальная иерархия лидерства и подчинения. Все эти моменты в той или иной степени относятся к вырабатываемому группой механизму контроля. Поскольку такой механизм далеко не всегда совпадает с иерархической системой связей формальной организации, то это нередко приводит к тому, что структура коллектива раздваивается на формальную и социально-психологическую. Иногда на этой основе могут возникать противостояния: подразделение - группа, должность - престиж, руководитель - лидер и т.п. Нетрудно понять, что такое положение системы не может не вести к ее нестабильности, дезорганизации.

Бюрократия. Рассматривая формальную организацию нельзя обойти стороной такую систему управления, как бюрократия. Исторически это понятие связано с деятельностью государственных органов и правительственных чиновников, но социологи используют его как для обозначения определенных форм управления, которая обнаруживается в организациях, преследующих широкий спектр целей.

Как технический термин бюрократия в социологии связана с именем М. Вебера. Он дал ей точное определение и предположил, что она является наилучшей административной формой для рационального или эффективного достижения организационных целей. Напомним еще раз, что веберовский идеальный тип бюрократии включал в себя различные элементы:

Все эти характеристики, взятые вместе, делают поведение сотрудников и формальной организации в целом достаточно предсказуемым. Конечные результаты деятельности такой системы обезличены, однако "для бюрократии это в большинстве случаев предпочтительнее, чем дезорганизация, неповиновение, неэффективность".

Почему этот способ формальной организации оказался столь устойчивым с самых незапамятных времен? Н.Смелзер утверждает, что это произошло благодаря тому, что "бюрократия способствует переходу от неспециализированного труда, когда один работник мог выполнять множество дел, к специализированному, при котором каждому работнику поручено четко определенное дело". Поэтому по мере углубления специализации общественного труда может возрастать и роль бюрократии как связующего элемента системы.

Однако бюрократии свойственно стремление к абсолютизации своих характерных черт, распространению их на все существующие в данной социальной системе организации. Когда это удается, то, как показывает исторический опыт некоторых обществ (включая то, в котором мы живем), социальная система неизбежно становится тоталитарной. Это ведет к концентрации всей полноты власти в руках чиновничества, стремящегося избежать или свести к минимуму всякий демократический контроль за своей деятельностью. В условиях нарастающей деградации демократических институтов на первый план в деятельности бюрократической системы управления неизбежно выступает чисто внутренний и самый сильный мотив - стремление к самосохранению и максимизации собственных функций. Общественные цели подменяются целями одной из страт этого общества.

Кроме того, как указывает Р. Мертон, бюрократия становится негибкой из-за различных непредвиденных последствий, которые проистекают из ее структуры. Члены организации могут придерживаться правил в ритуальной манере и возвышать их над целями, которые они намеревались реализовать. Это может оказаться неэффективным, если по какой-либо причине правила не устанавливают наиболее результативные средства: например, если изменение обстоятельств сделало правила устаревшими. Подчиненные склонны следовать установленным правилам, даже если они вводят в заблуждение. Специализация нередко благоприятствует формированию узкого подхода, который оказывается не в состоянии разрешить новые проблемы, а коллеги внутри отделов проявляют чувство лояльности друг к другу и к своим отделам и поддерживают эти интересы, когда только могут.

Итак, в чем состоит основной фактор объединения людей в организации? Прежде всего - во взаимном усилении их участников в результате такого объединения. Это служит дополнительным источником энергии и общей эффективности деятельности данной совокупности людей. Именно это побуждает общество, когда перед ним встают какие-то проблемы, создавать организации в качестве особых инструментов специально для решения этих проблем. Можно сказать, что создание организаций является одной из функций системы по имени "общество". Поэтому организация, будучи сама системным образованием, в определенной степени повторяет, отражает те системные свойства, которые несет в себе общество как большая социальная система.

В то же время следует помнить, что организации создаются не только во имя общественных целей. Вряд ли люди столь охотно вступали бы в организации (хотя случается, что им приходится делать это не по своей воле), если бы эти цели в корне противоречили их собственным целям. Эффективный механизм соединения в организации поэтому должен быть таков, чтобы достижение одних целей был возможно лишь через реализацию других. Участник организации может достичь своих целей лишь в том случае, если будет с полной отдачей работать на организацию; и наоборот - организация тем скорее и успешнее решит стоящие перед ней задачи, чем полнее будет обеспечивать своих участников тем, в чем они нуждаются. Отсюда вывод: организации представляют собой не только целеустремленную, но и, в сущности, многоцелевую систему.

Литература к части 3

В начало

Анурин В.Ф. Политическая стратификация: содержательный аспект //Социологические исследования. - 1996, № 12.

Анурин В.Ф. Проблема эмпирического измерения социальной стратификации и социальной мобильности //Социологические исследования. - 1993, № 4.

Анурин В.Ф. Экономическая стратификация: аттитюды и стереотипы сознания //Социологические исследования. - 1995, № 1.

Балабанов С.С. Социальные типы и социальная стратификация //Социологический журнал. - 1995, № 2.

Бартоломью Д. Стохастические модели социальных процессов. - М., 1985.

Блау П. Различные точки зрения на социальную структуру и их общий знаменатель //Американская социологическая мысль. - М., 1994.

Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. - М., 1973.

Вебер М. Основные понятия стратификации //Социологические исследования. - 1994, № 5.

Гидденс Э. Стратификация и классовая структура //Социологические исследования. - 1992, № 9.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. - М., 1996.

Заславская Т.И. О стратегии социального управления перестройкой //Иного не дано. - М., 1988.

Ионин Л.Г. Культура и социальная структура //Социологические исследования.-1996, № 2-3.

Кравченко А.И. Введение в социологию. - М.,1994. - Гл.6, 7

Липсет С.М. Политическая социология // Американская социология. - М., 1972.

Малиновский Б. Научная теория культуры (фрагменты) //Вопросы философии.- 1983, №2.

Мельников А.Н. Американцы: социальный портрет: Новые явления в классовой структуре США. - М., 1987.

Мертон Р. Социальная структура и аномия//Социологические исследования. - 1992, № 2-4.

Пригожин А.И. Организации: системы и люди. - М., 1983.

Райт Э., Костелло С., Хейчен Д., Спрейг Д. Классовая структура американского общества //Социологические исследования. - 1984, № 1.

Россия: изменения в социальной структуре общества //Диалог. - 1995, № 6.

Рывкина Р.В. Советская социология и теория социальной стратификации //Постижение. - М., 1989.

Смелзер Н. Социология. - М., 1994. - Гл.3, 6, 9.

Современная западная социология: Словарь. - М.: Политиздат, 1990.

Сорокин П. Социальная и культурная мобильность // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992.

Шилз Э. Общество и общества: макросоциологический подход //Американская социология. - М., 1972.

Часть 4.