ВВЕДЕНИЕ

 

Когда в 1989 году рухнула Берлинская стена и восточноевропейские страны дружно ринулись в объятия Запада, никто не хотел думать о проблемах и трудностях, лежащих впереди. Спустя три года, когда рас­пался Советский Союз и возникшая на его обломках Российская Федера­ция объявила о решительном переходе к капитализму, все уже знали, что преобразования будут болезненными. Об этом свидетельствовал опыт бывших братских стран Восточной и Центральной Европы, а советская экономика переживала серьезный кризис, выбраться из которого без по­терь было невозможно. Однако ни в 1989-м, ни в 1991 году мало кто со­мневался в правильности выбранного пути и в том, что в итоге торжество капитализма гарантировано. А вместе с ним придут эффективная эконо­мика, свобода и процветание. Немногие несогласные могли протестовать, но их голосов никто не желал слышать.

Спустя десять лет в бывших соцстранах остается все меньше людей, разделяющих прежнюю веру. Привозные и доморощенные идеологи неолиберализма обещали народам Восточной Европы приобщение к Западу. За десять лет уровень жизни двух частей континента не сблизился. Стра­ны Восточной Европы пережили глубочайший экономический спад. Неко­торые из них затем смогли достичь определенного роста, но превзойти докризисные показатели, а тем более сократить разрыв с западными со­седями не удалось никому. Страны бывшего социалистического блока, осознав, что им не удастся добиться успеха самостоятельно, связывают свои надежды с интеграцией в политические структуры Запада. В данном случае планы элит, как и за десять лет до того, пользуются широкой под­держкой в обществе. Как и тогда, все верят, будто вступление в Северо­атлантический военный альянс или в Европейский Союз позволит, нако­нец, выйти из тупика и по-настоящему влиться в семью богатых народов. А политическая интеграция повлечет за собой экономическую.

Осознание того, что избранный в 1989 году путь ведет в тупик, ста­новится все более массовым. В результате одну страну за другой охваты­вают движения протеста. Народные волнения потрясают в 1998—1999 го­дах Албанию и Румынию. Власти вынуждены применять вооруженную силу, чтобы остановить недовольных. Но даже это не помогает. Ожесто­ченные столкновения рабочих с полицией становятся обычным делом в Польше и на Украине. Политическая жизнь региона превращается в не­прерывную череду кризисов.

Однако не только поклонники западного капитализма оказались в сложном положении. Их левые оппоненты тоже сталкиваются с серьезны­ми проблемами. В 1989 году, когда торжество капитализма в Восточной Европе не вызывало ни у кого сомнения, марксистские критики системы были убеждены, что новые общественные отношения быстро заставят рабочий класс осознать свои действительные интересы, самоорганизоваться и отстаивать свои права. Иными словами, развитие капитализма долж­но было дать мощный стимул к обновлению и подъему левых сил — точ­но так же, как это случилось в прошлом веке на Западе.

За минувшее десятилетие нигде, кроме Восточной Германии, этого не произошло. И дело не только в дискредитации социалистических идей — опросы общественного мнения, напротив, показывают, что прак­тически во всех странах от Монголии до Чехии эти идеи стали по сравне­нию с 1989 годом значительно более популярны.  Привычное объяснение слабости левых «предательством руководства» также не может быть при­знано удовлетворительным. Ведь попытки создания принципиальной и че­стной левой оппозиции в период 1989—1999 годов тоже заканчивались не­удачей, хотя таких попыток было немало. Картина выглядит почти одина­ково, о какой бы стране мы ни говорили. Восточная Германия остается единственным исключением, но это как раз и есть исключение, блиста­тельно подтверждающее и объясняющее правило. Восточные земли, за­хваченные западногерманским капиталом и чиновничеством, с одной сто­роны, были открыто колонизированы, что не могло не вызвать протест, но, с другой стороны, были политически интегрированы в стабильную де­мократическую систему, стали наиболее бедной и наиболее эксплуатиру­емой частью богатого общества.

Отечественная публицистика в освещении процесса объединения Германии по  праву большую заслугу отдает событиям, начавшимся в Советском Союзе после апрельского пленума 1985 г., и, конечно личности М.С. Горбачева. Именно с его именем связывают единую германию здесь встречается   две противоположные точки зрения на его роль – первые считают, что для такого события Горбачев был необязателен. Сюда же входят и работы самого Горбачева, который пытается объяснить свою позицию в германском вопросе.

Постсоциалистической трансформации в Восточной Европе посвящен целый ряд работ российских и зарубежных авторов, в которых ученые исследуют общественные феномены социализма и постсоциализма, тоталитарного общества и политической оппозиции.

В числе работ российских ученых, занимающихся этими проблемами, следует отметить труды Гаджиева К.С., Дахина В.Н., Загладина Н.В., Мунтяна М.А., Шахназарова Г.Х., Шевцовой Л.В., Цыганкова А.П. и др.

Эти же проблемы стали объектом пристального внимания американских и западноевропейских ученых. Всемирную известность получили труды таких авторов как, Бжезинский 3., Гринберг Д., Даль P., Дарендорф P., Дюверже М., Карл Т., Линц X., Растоу

Ряд авторов в своих работах касается проблемы внутриполитической оппозиции в ГДР. В числе работ, помогающих выявить, как и почему возникла ГДР, как были заложены основы будущего немецкого социалистического государства, следует отметить исследование Семиряги М.И. "Как мы управляли Германией: политика и жизнь", где подробно описана деятельность Советской военной администрации в Германии (СВАГ), а также работы Белецкого В.Н., Вискова С.М., Колесниченко И.С„ Кульбакина B.C., Щербань А.М.

Проблемам Восточной Германии посвящен ряд статей в научных журналах и сборниках, в которых получили освещение социально-экономические и политические особенности этого государства.

По германской проблематике в российских вузах и научно-исследовательских учреждениях защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций, в которых рассмотрены различные аспекты внешней и внутренней политики ГДР.

Наибольшую разработку исследование различных аспектов общественной жизни в бывшей ГДР получило в трудах зарубежных авторов. Целый ряд историков и политологов США и Канады не обошли своим вниманием немецкое социалистическое государство и, в частности, вопросы формирования внутриполитической оппозиции. Среди них следует отметить работы Ардага Дж., Вудза Р., Пайка Д., Пфайфера Ч., Смита Д., Стила Дж., Тернера А.,Чайлдза Д. и др.

Тщательное исследование данная проблема получила в работах германских ученых, которые обратились к волнующей их теме уже после объединения Германии в 1990 году. В основном это специальные исследования, посвященные анализу исторического феномена ГДР в целом и политической оппозиции в частности.

В числе наиболее интересных работ можно назвать труды Арнольда К.-Х., Баринга А., Барманна Х„ Бирке А., Борковского Д., Гауса Г., Зайфферта В., Зонтхаймера К., Клессманна С., Линкса К., Поппе У., Фрике К.-В., Фуриана Г., Хавеманна P., Хагена М., Хербста А., Хофманна И.,ШелгенаГ.,ШпитманнаИ. и др. Историческим событиям 1989-1990 годов посвящены многие труды социологов, политологов, историков, публицистов.

В числе российских авторов, обратившихся к вопросам крушения социализма в ГДР, в первую очередь следует назвать И.Ф.Максимычева, бывшего советника-посланника СССР в ГДР. Его монография "Крушение. Реквием по ГДР" посвящена анализу причин, которые  привели немецкое социалистическое государство к исчезновению с политической карты мира. Взгляд И.Ф.Максимычева на события - взгляд профессионального германиста, человека прекрасно знающего историю Германии и, одновременно, очевидца этих уникальных политических событий.

Определенный интерес представляет работа И.Н.Кузьмина, политолога, доктора философии Гумбольдтского университета, "Крушение ГДР. История. Последствия"'. Вопросам германской специфики перехода к демократическому развитию также посвящены работы Гремитских Ю.А, Павлова Н. В„ Филитова А.М.

Исходя из всего вышеперечисленного, особо актуальным представляется анализ ситуации в стране, в которой процесс капитализации происходил, пожалуй, наиболее болезненно и форсированно -   в Германской демократической республике. Связано это прежде всего с тем, в данном случае столкнулись две диаметрально противоположных цивилизации: развитая рыночная и полуживая командно-административная. 

Для того, чтобы наиболее объективно проанализировать ситуацию в нынешней объединенной Германии, мы обратимся к публицистическим материалам, посвященным данной проблеме. Отсюда тема данной работы звучит как «Проблемы объединенной Германия в публицистике».

Исходя из актуальности данной проблемы, а также формулировки темы в представленном исследовании будет преследоваться следующая цель: анализ публицистических материалов, посвященных проблеме объединенной Германии с целью освещения современных процессов и настроений, царящих в данной стране.

Для решения поставленной цели в данном исследовании будут решаться следующие задачи:

1.     Анализ публицистических материалов для выявления различных точек зрения на представленную проблему;

2.     Выявление политико-экономических особенностей процесса интеграции Германии;

3.     Вычленение и анализ социально-психологических проблем, возникших в процессе объединения Германии.

Для решения поставленных целей в работе использовались следующие методы:

1.     Сравнительно-исторический;

2.     Анализ специальной литературы по проблеме;

3.     Факторный анализ.

Хронологические рамки данного исследования  охватывают сравнительно небольшой отрезок времени – с момента объединения Германии (1989 г.) по наши дни.

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 1.  ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА ИНТЕГРАЦИИ ГЕРМАНИИ

 

1.1.         Политические коллизии вокруг объединения двух германских государств

 

Процесс бархатных революций 1989-1990 гг. является одним из важнейших политических процессов ХХ столетия. Особый интерес мировых политиков привлекала ГДР, в связи с тем, что в данном случае речь шла не просто о смене правящего и экономического режимов, а об интеграции этой страны с одним из лидеров политической и экономической жизни мира – ГДР, поэтому, на наш взгляд интересным представляется проследить процессы, происходящие в Германии с точки зрения ведущих мировых политиков того времени.

Если несколько отвлечься от хронологии, можно заметить подход американского лидера Буша по отношению к происходящему в Германии несколько раз менялся, на что уже 26 февраля обратил внимание в беседе с Гавелом советский лидер - Горбачев. "США занимают особую позицию и по вопросу объединения Германии, заметил Горбачев. - Сейчас очень сблизились позиции Буша и Коля. Они хотели бы навязать свой совместный подход остальным..."[1] Забегая вперед, следует сказать, что если Горбачев и его команда и не были согласны с этой "особой позицией" США и ФРГ, то противодействовали ей на удивление вяло, и вскоре она действительно оказалась навязанной всем остальным, а в Архызе с ней согласился - весьма неожиданно для многих - и сам инициатор перестройки. Тогда, 15 июля 1990 г., в ходе беседы с М.С. Горбачевым (в составе делегаций), Г. Коль заявил прямо: " К концу года Германия будет воссоединена"[2]. Быть может, в данном случае дало себя знать "очарование дружбой", столь характерное для перестроечных лет и породившее немало иллюзий внешнеполитического характера. Из документов не видно, было ли это очарование обоюдным, но последовавшие вскоре действия по поддержке единства Германии со стороны США могут служить доказательством, что заокеанские политики просчитали развитие ситуации куда вернее, чем их тогдашние советские партнеры по переговорам.

Однако разрешение проблемы ускоренного германского воссоединения относится уже к осени 1990 г., а в рассматриваемый период конца 1989-начала 1990 гг. лидерами западных государств декларировалась принадлежность ГДР к старому региону. Но вышеупомянутые встречи и беседы происходят в тот момент, когда Коль в своей программе "из десяти пунктов" (с которой он выступил в бундестаге накануне выборов) уже поставил вопрос о "конфедеративных структурах" (пункт 5-й программы) двух немецких государств.

Видимо, имея в виду эту информацию, Горбачев в беседе с Брейтвейтом подчеркивал: "Сейчас трудно выдержать нормальный ход развития в Центральной Европе. Тем более требуется высочайшая ответственность от всех. Все пойдет позитивно, лишь бы у кого не зачесались руки воспользоваться обстановкой в эгоистических целях". "Что касается немцев, - продолжал генсек, - то пусть они действуют самостоятельно. Пусть народ решает. И в вопросе воссоединения тоже. Процессы будут идти. Что будет потом - сейчас никто не может предсказать. В конце концов, не мы разделили Германию. Есть итоги войны, есть реалии. И если с ними не считаться - это не политика".

5 декабря 1989 г. во время беседы М.С. Горбачева с министром иностранных дел Г.-Д. Геншером[3] последний высказал следующие заверения: "Мы не хотим извлекать из процессов, идущих в Восточной Европе, которые порождают проблемы, неизбежные при проведении крупных реформ, каких-то односторонних выгод для себя. Наша цель - это стабилизация обстановки путем развития отношений с Советским Союзом, Польшей, Венгрией, ГДР. Это потребность нашего сердца. Мы не стремимся к движению в одиночку, по сепаратному немецкому пути . . . Не следует ожидать от немцев шагов, которые могли бы повредить европейскому развитию. Мы за стабильность в Европе, за сближение ее государств и народов . . . В современных условиях существующие союзы имеют стабилизирующее значение, им предстоит еще долго существовать". Как говорится, комментарии тут излишни, хотя уже тогда некоторые западные наблюдатели (в первую очередь английские) предостерегали от некритического восприятия подобного рода обещаний и заверений немецких политиков.

Реакция Горбачева на позицию ФРГ в "германском вопросе" была достаточно резкой: "Прямо скажу, что не могу понять федерального канцлера Коля, выступившего со своими десятью пунктами, касающимися намерений ФРГ в отношении ГДР. Следует прямо заявить, что это ультимативные требования, выдвинутые в отношении самостоятельного и суверенного государства. Причем, хотя речь идет о ГДР, но сказанное канцлером касается всех. Во-первых, эти десять пунктов появились после того, как мы имели конструктивный и позитивный обмен мнениями, достигли договоренностей по ряду основополагающих вопросов. По идее, с таким документом надо было бы выступить после соответствующих консультаций с партнерами. Или федеральному канцлеру все это уже не нужно? Он, видимо, уже считает, что играет его музыка, мелодии марша и он сам начал под нее маршировать". Далее советский лидер заметил, что подобные шаги никак не содействуют решению общих проблем континента. "О каком "европейском сотрудничестве" можно говорить, если будут так действовать? - риторически вопрошал он. - Вы знаете, что мы разговаривали с канцлером Колем по телефону. Я говорил ему, что ГДР - фактор не только европейской, но и мировой политики, что и Восток, и Запад будут внимательно следить за всем, что будет происходить. Коль соглашался с этим, заверял меня в том, что ФРГ не хочет дестабилизации обстановки в ГДР, будет действовать взвешенно. Однако практические действия канцлера расходятся с его заверениями".

Иными словами, М.С. Горбачев констатировал, что "программа из десяти пунктов" прозвучала похоронным звоном по планам общеевропейского единства, а политические приоритеты, окрашенные в цвета национального германского эгоизма, оказались куда более определенными, чем рассуждения о постепенном развертывании процессов строительства общеевропейского дома. Всякое искусственное подталкивание этих процессов, сокрушался генсек ЦК КПСС, "только осложнило бы весь огромной значимости поворот, который происходит в развитии европейских государств, а это значит - в центральном пункте мировой политики. И, думаю, искусственное подталкивание было бы и не в интересах народов двух немецких государств. Именно в стремлении к стабильности, на основе взвешенности и взаимного уважения, именно в таком контексте оба германских государства должны адаптировать свои отношения. Однако то, что происходит на самом деле, свидетельствует об обратном. Вчера канцлер Коль, ничтоже сумняшеся, заявил, что президент Буш поддерживает идею конфедерации. Что же дальше? Что означает конфедерация? Ведь конфедерация предполагает единую оборону, единую внешнюю политику! Где же тогда окажется ФРГ - в НАТО, в Варшавском Договоре? Или, может быть, станет нейтральной? А что будет означать НАТО без ФРГ? И вообще, что будет дальше? Вы все продумали? Куда денутся тогда действующие между нами договоренности? Разве это политика?"

Вопрос, конечно, опять риторический. Ибо и тогда уже было ясно, а теперь еще отчетливее видно, что это была именно реальная политика, и именно она сообщила начальный толчок процессу становления новой региональной идентичности в поясе государств между Балтикой и Адриатикой: все они сменили ориентацию и повернулись на Запад.

Однако полный разворот на все 180 градусов был еще впереди, а на упоминавшейся встрече с Г.-Д. Геншером в начале декабря 1989 г. принимавший участие в этой встрече министр иностранных дел СССР Э.А. Шеварднадзе, высказывая опасения в подобном развитии событий, подчеркнул: "Сегодня этот стиль применим к ГДР, завтра он может быть применен к Польше, Чехословакии, затем - к Австрии". Геншер попытался отвергнуть эти опасения, отметив: "Если говорить о заявлении федерального канцлера в бундестаге, то оно демонстрирует долгосрочность политики ФРГ, показывает, что она является составной частью общеевропейского интеграционного процесса. Обращаясь к ГДР, федеральный канцлер прежде всего хотел подтвердить, что мы готовы к помощи и сотрудничеству на данном этапе, а также продемонстрировать возможности для сближения в будущем. Сказанное им является не диктатом или ультиматумом, а лишь предложением. ГДР сама решит на свободной независимой основе, как ей реагировать на такое предложение. Именно из этого мы и исходим. ГДР, конечно, тоже понимает свою ответственность за европейское развитие. Накануне своего отлета в Москву я беседовал в Брюсселе с канцлером Колем. Его заявление из десяти пунктов не является календарем неотложных мер, а определяет перспективу на длительный срок. ГДР сама определится, сама ответит на его предложение - да или нет. Мы заинтересованы во внутренней стабильности в ГДР. Своим заявлением федеральный канцлер внес, как нам кажется, вклад в укрепление такой стабильности. Здесь нет ни диктата, ни ультимативных требований. Нам известно, что ни Польша, ни Венгрия не имеют такого впечатления. Эти десять пунктов, нашу политику поддерживают все представленные в бундестаге партии, включая СДПГ. В то же время мы отделяем себя от внутренних проблем ГДР, за которые ФРГ не несет ответственности"

Следует подчеркнуть особо, что переговоры с Геншером состоялись 5 декабря 1989 г., то есть буквально на следующий день после Мальты, когда Горбачев в целом нашел понимание американцев по целому ряду вопросов, касавшихся Восточной Европы, и, в первую очередь, конечно же, по проблеме воссоединения Германии. Видимо, этим во многом объясняется тот жесткий и далекий от дипломатичности характер его высказываний на переговорах с министром иностранных дел ФРГ: "Никак не ожидал, что Вы будете выступать в роли адвоката федерального канцлера Коля. Возьмите третий пункт его заявления. Он высказался "за всестороннее расширение нашей помощи и нашего сотрудничества, если ГДР в обязательном порядке осуществит коренные перемены в политической и экономической системе", если государственное руководство ГДР договорится с "оппозиционными группировками", и ГДР бесповоротно пойдет этим курсом. Что же это как не самое бесцеремонное вмешательство во внутренние дела суверенного государства?" А Шеварднадзе еще добавил: "Даже Гитлер не позволял себе что-либо подобное". "Более того, - продолжал Горбачев, - канцлер Коль требует отмены монополии СЕПГ на власть. Он говорит о необходимости ликвидации "бюрократического планового хозяйства". Я думаю, - заметил Горбачев, - что в ГДР не обойтись без коренных перемен. Но это - ее внутреннее дело. Канцлер же Коль по сути дела обращается с гражданами ГДР как со своими подданными. Это просто махровый реваншизм, который ничего не оставляет от его позитивных заверений, ставит под вопрос все достигнутые между нами договоренности".

В процессе прояснения Геншером политического смысла заявления Коля в бундестаге он обратил внимание собеседников на второй пункт, в котором говорилось "о желании федерального правительства расширять сотрудничество с ГДР на равноправной основе во всех областях". Снова последовала явно недипломатическая реакция Горбачева: "Бросьте адвокатствовать, г-н Геншер. Пункт второй этого заявления полностью девальвируется пунктом третьим". Далее он квалифицировал заявление Коля как "политический промах". Время, однако, показало, и довольно скоро, что германский канцлер как раз попал, куда целил, а вот советский лидер промахнулся, и не только в этом вопросе.

На вопрос, что же следует считать точкой отсчета в разрушении региона в устоявшемся с конца 40-х годов количественном составе, можно было уже на исходе 1989 г. дать однозначный ответ: отпадение одного из региональных ключевых звеньев. А таким ключевым звеном в первую очередь являлась ГДР, поскольку именно здесь проходила западная граница региона. Как известно, несмотря на все заверения политиков о статус-кво (в количественном плане) региона 9 - 10 ноября упомянутого года была разрушена Берлинская стена, а 3 октября 1990 г. Германия воссоединилась. Именно эту дату, на наш взгляд, следует считать разграничительной и в смене региональной идентичности с восточноевропейской на центральноевропейскую.

Складывается впечатление, что тогдашние политики и Востока и Запада вряд ли в полной мере ощутили весомость этого ключевого геополитического события в истории Европы - или делали вид, что не ощутили. Значимость же этого события в числе других аспектов в следующем: выход ГДР из региона знаменовал собой разрушение старой восточноевропейской региональной идентичности и начало становления новой. Таким образом, начало процесса складывания новой региональной идентичности Центральной Европы следует соотносить как раз с той ее частью, которая затем отпала от нее и 3 октября 1990 г. стала частью Западной Европы - то есть с ГДР. Именно эту дату, на мой взгляд, следует считать разграничительной и в смене региональной идентичности с ориентацией на Запад.

Потому-то, быть может, и не обсуждались широко альтернативные концепции развития региона. Разумеется, вопрос об альтернативных путях развития нуждается во всестороннем тщательном изучении, и окончательный ответ на него будет, видимо, тогда, когда откроются все архивы, то есть лет через 50. Можно привести лишь один документ, который свидетельствует о том, что высказывались суждения альтернативные западному сценарию развития восточноевропейского региона.

В состоявшейся беседе В.В. Загладина со спикером по вопросам разоружения фракции ХДС/ХСС бундестага ФРГ К. Ламмерсом 20-21 декабря 1989 г. последний говорил о необходимости активнее развернуть работу по созданию "общеевропейских структур", "структур, объединяющих страны через границы социальных систем и военных союзов", то есть по сути поддерживал идею общеевропейского дома. По его словам, в "определенных кругах" ФРГ на перспективу обсуждалась следующая возможность: "не создать ли своего рода пояс нейтральных государств, пересекающих всю Европу - от Швеции через Польшу, Германию, Чехословакию и Венгрию и до нейтральных Балкан? Не стоит ли всем этим странам в будущем стать "финляндизированными"?

 

 

1.2. Экономические особенности функционирования единой Германии

 

Объединение Германии породило множество проблем, одной из которых стала проблема экономическая. Несмотря на различие конкретных оценок экономических последствий  объединения Германии, практически все исследователи сходятся на том, что этот процесс создает новую экономическую и геополитическую ситуацию в рамках ЕС, Европы и мира. Объединение Германии дает ей новые средства экономического и политического воздействия на развитие Европы и процесс радикальных перемен в восточноевропейских странах. Исследователей, прежде всего, интересует уникальный опыт перевода экономики планового хозяйства ГДР на рельсы социального рыночного хозяйства. Бесспорно, этот опыт имеет не только академический, но и практический характер. Конечно, проследить все аспекты экономических преобразований невозможно, поэтому попытаемся представить некоторые публикации отечественных экономистов и проанализировать их позиции.

Практически все исследователи отмечают низкий уровень развития экономики бывшей ГДР, связанный с неэффективностью плановой системы, и централизацией экономики.

Основной капитал был в значительной мере устаревшим и износившимся, а производительность труда составляла 30 % уровня западной Германии. Хотя специалисты утверждают, что восточные немцы достаточно работоспособны, их общее образование на достаточно высоком уровне конкурентоспособности. Но оно одностороннее, в нем отсутствуют необходимые основы знания экономики и бизнеса, но не потеряна еще гибкость, необходимая для функционирования рынка. Однако трудовой потенциал ГДР использовался крайне неэффективно. Ошибочная инвестиционная политика, проводимая в ГДР не должна служить поводом для отрицания ее способности в принципе к накоплению капитала[4]. ВНП в номинальном измерении сократился в 1990 г. на 7 %, в 1991 г. на 3 %, при этом число занятых в 1991 г. уменьшилось на 2 млн. человек. Темпы роста промышленного производства и сельского хозяйства сократились на 20 %. С другой стороны экономика ФРГ с ее мощным производственным потенциалом, крупными достижениями в области инноваций, высокий уровень  конкурентоспособности на мировом рынке. В исследовании группы ведущих ученых Кельнского института мирового хозяйства подчеркиваются существенные преимущества  экономики ФРГ перед другими западноевропейскими странами: высокий уровень расходов на НИОКР, большое число заявленных патентов, хорошо развития транспортная инфрастуктура, достаточно высокий уровень образования и хорошо разработанная система повышения квалификации и профессиональной подготовки, благоприятные экономические и общественные условия,  низкий уровень инфляции, устойчивый социальный консенсус.

Как видим из вышесказанного исходные позиции разных частей Германии резко противоположны, что и определило огромные трудности экономической интеграции.

Через 10 лет после завершения объединения Германии с полным правом спрашивают: что можно было сделать иначе, лучше, прежде всего, для того, чтобы предотвратить высокий уровень безработицы в Восточной Германии? Особенно жаркие дискуссии развернулись по трем вопросам:

1. Можно ли было выиграть больше времени для структурных преобразований посредством постепенного, растянутого на несколько лет процесса приспособления Восточной Германии к новым условиям? Здесь можно говорить о двух точках зрения на данную проблему. Первая точка зрения – процесс экономической интеграции должен был быть постепенным, и тем самым безболезненным. Объяснялось это тем, что еще недавно ныне единая страна была представлена двумя государствами, несовместимыми по своим общественным характеристикам. В прежней ФРГ экономическое и социальное здание зиждилось на господстве частной собственности, развитой конкуренции, составляющих краеугольные основы теории и практики «социального рыночного хозяйства».  С ГДР система собственности основывалась на безраздельном государственном владении основными средствами производства, а управление народным хозяйством определялось жестким плановым регламентированием со стороны мощной и широко  разветвленной административной командной системы. поэтому вопрос адаптации экономического и социального организма пяти новых земель ФРГ к условиям государства с развитой современной рыночной экономикой   постепенно перерастает в поистине грандиозную проблему. Прежде всего, дело не сводится просто к финансированию перестройки экономического механизма в Восточной части Германии. А задача стоит в создании совершенно новой народнохозяйственной базы, охватывающей всю сферу производства, в «творческом разрушении до основания», всего, что уже нежизнеспособно в экономическом организме бывшей ГДР.

    В лице восточных земель ФРг приобретает хозяйственную территорию, десятилетиями формировавшуюся на основе затратной экономики. Это означало, что количество ресурсов – денежного капитала, средств производства и рабочей силы, используемых при производстве единицы продукции, - непрерывно возрастало, а производительная сила капитала, фондоотдача, и, наконец, сама производительность труда падали по сравнению с западной Германией.

Поэтому желателен постепенный переход к социальной рыночной системе, предусматривающей сохранение рабочих мест, стабильности в социальной сфере, большие государственные вливания в нерентабельные производства постепенная структурная перестройка экономики.

Вторая позиция, которая имеет подавляющее количество сторонников в отечественной публицистике, утверждает о необходимости форсированных структурных преобразований в экономике.

Вот те факторы, которые определили необходимость такого решения проблемы: экономика восточной Германии оказалась под сильным давлением необходимости приспосабливаться к новым условиям вследствие быстрого формирования Экономического и Валютного союзов, а также объединения Германии. Без Экономического и Валютного союзов началось бы массовое движение с востока на запад. Восстановление стены и колючей проволоки с целью предотвращения этого не могло рассматриваться как вариант ни с политической точки зрения, ни сточки зрения конституционного права в отличие от других государств, в которых проводились реформы, экономическая политика вынуждена была волей-неволей исходить их этих факторов. Больше нельзя было избегать постепенного   обесценивания основного капитала. Оставалась только стратегия вперед, стратегия форсированных преобразований – такова точка зрения Р. Экеля из министерства экономики ФРГ[5].  

Переход ГДР к рынку, - отмечает С. Смирнова,[6] – это наиболее шоковый вариант трансформации административно-командной системы. и он тоже имеет свою цену: разорение предприятий, лавинообразный рост безработицы, социально-психологическая напряженность в связи с возникшим комплексом немцев «второго сорта». В то же время западногерманские эксперты считают, что  все эти проблемы будут преодолены к 2000 г., и к концу  века различие в уровне производительности труда между западными и восточными землями будут не больше, чем до объединения в старых землях ФРГ. Оптимизм западных консультационных фирм зиждется на позитивной оценке технического и кадрового потенциала предприятий экс-ФРГ.

Выделяются некоторые принципиальные отличия от опыта восточногерманских реформ. К особенностям германского варианта исследователи относят:

P     Четкую определенность направления реформы – возврат к капиталистическому пути развития, решительная приватизация;

P     Сжатые сроки переходного периода, обусловленные интеграцией в уже сложившуюся высокоразвитую  рыночную экономику;

P     Возможность опереться на сформировавшуюся правовую  базу и инстуциональные структуры (налоговая служба, системы социального обеспечения) и четкие ориентиры рыночной среды;

Важнейшие среди них – цены. ГДР не пришлось тратить время на определение структуры и уровней цен, проходить через период хаоса, связанного с поиском цен, приемлемых для всех экономических агентов. Отсутствие экономической неопределенности -  самый благоприятный фон для перестройки.

Однако с другой стороны в ГДР были и гораздо большие проблемы, чем других странах, осуществляющих преобразования. Тот же Экель обозначил их: большое давление в направлении необходимости приспособления   к новым условиям, вследствие потери гибкости во внешнеэкономических связях, а также прежде всего в валютной политике и тем самым обеспечение возможности сначала смягчить отставание  в производительности труда и постепенно подвести предприятия к международной конкуренции; тенденция к быстрому выравниванию уровня зарплаты с западом,  которое отражало рост производительности труда и тем самым еще более усиливало давление в необходимости приспособления к новым условиям; частично чрезмерно высокие требования из-за очень дифференцированной правовой системы, которая формировалась в Германии   более 45 лет: для ее применения и реализации в Восточной Германии не было ни обученных специалистов, ни соответствующих управленческих структур.

Авторы указывают, как одним из факторов успешной интеграции концепцию экономической политики Федеративного правительства, которая была разработана на основе Экономического, Валютного и   Социального союза от 1 июля 1990 г., а также Договора об объединении Германии от 3 октября 1990 г. эта концепция основывалась на четырех узловых моментах, неразрывно связанных между собой:

1. Быстрое введение необходимых правовых рыночных условий посредством принятия права Западной Германии с отдельными положениями переходного характера и модификации. Для строя рыночной экономики было важно сразу ввести необходимые правовые рамки. Государство несет ответственность за  обеспечение свободы и конкуренции и за социальное выравнивание. Свобода всегда означает свободу. Которая должна быть ограничена правилами, чтобы защитить свободу других. Государство, однако, должно ограничиться  определением и введением правил, а не фальсифицировать рыночный механизм посредством отдельных случаев вмешательства.

Тем самым социальная рыночная экономика означает «третий путь» между необузданным капитализмом   и плановой экономикой. Важным для строя рыночной экономики в восточной Германии было немедленное введение конституционно-правовых гарантий и свобод в экономической области. Наряду с этим появилось торговое право и законодательство об обществах, о конкуренции, конкурсное право, регулирование банковской системы и т.д. Этот процесс был практически завершен принятием в значительной степени права западной Германии уже при объединении Германии 3 октября 1990 г. в то же время существовали также особые положения и положения переходного характера. Хотя срок их действия почти истек. Как уже отмечалось, эти обстоятельства составляют важное отличие и преимущество процесса преобразований по сравнению с другими странами.

2. Быстрое создание и укрепление инфраструктуры, связанной с экономикой. Инфраструктура ГДР находилась в состоянии отсталости и запущенности. Сеть автомобильных и железных дорог в значительной степени износилась телефонная сеть в основном была установлена еще в послевоенный период и была слабо развита, как в количественном, так и в качественном отношении (количество установленных телефонов составляло лишь ничтожную долю от уровня западной Германии). Тем самым отсутствовало важное условие существования экономики с разделением труда и современными методами  производства.

Поэтому первоочередной задачей было создание современной сети телекоммуникаций, а также мощной сети железных дорог, водных путей и автомобильных дорог. Для того, чтобы сделать Восточную Германию местом размещения предприятий более привлекательного, прежде всего, для иностранных инвесторов, было кроме того, необходимо существенно улучшить т.н. мягкие факторы мест размещения предприятий: оздоровить катастрофическое состояние окружающей среды и улучшить ситуацию с жильем. В качестве дальнейших мер рассматривались, например, освоение и предоставление промышленных зон для размещения и перемещения сюда  предприятий.

Это также должно быть основным направлением любого обновления и модернизации при продвижении к рыночной экономике.  Преимуществом для Восточной Германии была финансовая помощь с Запада. Всего для укрепления инфраструктуры в восточной Германии до конца 1997 г. только Федерацией было выделено 150 млрд. DM.

3. Быстрое создание сети частных предприятий, конкурентоспособных на мировом рынке. Экономика ГДР была, как представляется плохо подготовлена к международной конуренции. В основном она была сконцентрирована в крупных на крупных комбинатах, с развитой вертикальной и горизонтальной концентрацией производства. Средних и малых предприятий не было после последней крупной экспроприации 1972 г. Основной капитал был в значительной мере изношенным. Предприятия большей частью ориентировались на потребности СЭВ и не были включены в более широкое международное разделение труда.

Поэтому политика Федерального правительства была прежде всего направлена на то, чтобы как можно быстрее обновить основной капитал Восточной Германии и сделать его конкурентоспособным на мировом рынке. Сюда относилось также создание гибких структур  среднего и малого бизнеса. Главными мерами были:

P     Приватизация и реприватизация имеющихся государственных предприятий, с помощью специального приватизационного агентства (Ведомство по опеке), а также создание поддержки предприятиям после приватизации с целью их стабилизации т модернизации.

P     Оказание содействия при создании новых предприятий, прежде всего в промышленной сфере, сфере услуг и ремеслах.

P     Создание стимулов для привлечения новых инвестиций как в самой восточной Германии, так и в других государствах, чтобы привлечь в страну срочно необходимый капитал и ноу-хау.

4. Смягчение проблем этапа  проведения структурных преобразований путем широких социальных маневров с флангов. В течение определенного периода не удается создавать новые рабочие места так же быстро, как быстро исчезают имеющиеся рабочие места, поэтому политика на рынке труда должна в еще не бывалом объеме и в течение довольно длительного  времени должна взять на себя роль «мостика». При этом, во-первых, речь шла о «пассивных мерах» которые направлены на разгрузку рынка руда и социальное обеспечение лиц, которых это затронуло. К этим мерам прежде всего относится: пособие по безработице и пособие для лиц занятых неполную рабочую неделю, отправление на пенсию до достижения пенсионного возраста и т.д.

Особое значение для структурных преобразований имели меры активной политики на рынке труда. К ее инструментам относятся:

P     Финансируемые государством меры по организации общественных работ для безработных, которые предохраняют их от бездеятельного существования  и одновременно улучшают структуру экономики. Существует впрочем такая проблема: конкуренция с частным предприятием с соответствующим эффектом вытеснения с рынка. 

P     Переподготовка и профобучение для выполнения новых требований, предъявляемых к профессиональной деятельности;

P     Предоставление субсидий на расходы по заработной плате тем частным предприятиям, которые принимают,  например, на работу лиц, являвшихся длительное время безработными, и которые сами обучают их.

2. Второй вопрос, который больше всего обсуждается в публикациях, посвященных экономическим преобразованиям это – могла ли приватизационная политика Ведомства по опеке быть более приемлемой в социалистических отношениях?

Чтобы справится с огромной задачей преобразований весной 1990 г. еще ГДР создало Ведомство по опеке (ТНА) в качестве особого агентства по приватизации. Правовая форма ТНА, как организации публичного права и ее структура должны были    обеспечить работу, ориентированную на экономические принципы и в значительной мере независимую от политических решений. Для этого было создано правление с менеджером из сферы экономики и административный совет, в который наряду с политиками были назначены прежде всего специалисты из сферы экономики  и  профсоюзные деятели.

Закон об опеке от 17 июня 1990 г. выдвинул на передний план  задачу быстрой приватизации «народного имущества». Было очевидно, что при широкой санации всех предприятий, но государству, как с финансовой точки зрения, так и со стороны возможностей менеджмента были предъявлены  чрезмерно завышенные требования. Тем не менее, первоначально в сферу деятельности Ведомства по опеке   было включено более 8000 комбинатов, а после вычленения и дробления предприятий их число увеличилось до более чем 12000 предприятий. Поэтому важно было как можно быстрее и шире мобилизовать частный капитал и ноу-хау для быстрой приватизации. В противном случае возросло бы давление имеющее целью сохранить неконкурентоспособные и не поддающиеся санации предприятия за счет налогоплательщиков, вопреки ситуации на рынке – с опасностью предоставления субсидий в течение длительного периода времени и на сумму, которая превышала бы рамки бюджетного финансирования. Таково мнение Р. Экеля.

Позиция С. Смирновой – наиболее радикальный вариант – роспуск комбината: входящие в него предприятие получают полную самостоятельность, выбирают директоров и действуют на свой страх и риск. Для этого предприятия должны представить в Опекунский совет вступительный баланс, отчет учредителей и концепцию рыночной стратегии. Эта позиция во  многом схожа с позицией Р. Екеля.

Второй путь по мнению той же Смирновой, превращение комбината  в штаб-квартиру с координационными и поддерживающими функциями, которые предприятиям выгодно делегировать такого рода центру. При этом они получают оперативную и стратегическую независимость.

Третья модель – это создание холдингов, вместо прежних производственных объединений. Компания-холдинг не занимается производственной и коммерческой деятельностью, ее функции сводятся к общему стратегическому руководству входящими в нее юридически самостоятельными фирмами. Иными словами организуется акционерное общество, членами которого  в свою очередь являются АО или ООО.

Третий вопрос, который до сих вызывает бурные дискуссии – нужно ли было в большей мере направить политику содействия на сохранение или создание рабочих мест, чем на содействие инвестициям?

Расширение рыночного пространства за счет бывшей ГДР открывает новые возможности для экспансии западногерманского капитала. После объединения компании ФРГ активно осваивают новые земли в первую очередь как рынки сбыта. Насколько активно и в каких формах будут участвовать в инвестициях в Восточную Германию? Сама ФРГ не очень привлекательна для зарубежных инвесторов. Высокие доли, дорогая рабочая сила, конкуренция  на внутреннем рынке – все это ухудшает шансы ФРГ как импортера капиталов. Но одним из естественных путей возрождения предпринимательства на территории экс-ГДР и приватизация государственного имущества представляется участие западных компаний в этих процессах. Действительно, в первые месяцы на долю восточных земель приходилось 95 % западного капитала, устремившегося в ФРГ. Однако, только 50 % фирм – партнеров ФРГ  по ЕС пересматривают свои инвестиционные планы в связи с реформами в Восточной Европе, но при этом лишь 14 % имеют в виду финансирование проектов в восточных землях Германии. Объединение Германии, считает Смирнова,[7]  для иностранных инвесторов привлекательность не восточных, а западных земель. Объясняется это тем, что несмотря на высокие налоги и зарплату, они имеют выгодное по транспортно-географическим  критериям положение. Для производственной и сбытовой стратегии фирм из западных земель пока первостепенное значение имеет рынок ЕС  с его значительно большей покупательской способностью. В восточных землях западных инвесторов привлекают прежде всего близость к новым потребителям, существенно меньшее значение имеют такие моменты, как их положение «моста» в Восточную Европу, дефицит мощностей  на Западе, а также наличие квалифицированной и несколько более дешевой рабочей силы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 2. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА ИНТЕГРАЦИИ НЕМЕЦКИХ ЗЕМЕЛЬ

 

Публицисты по-разному оценивают ментальность восточных и западных немцев и по-разному объясняют причины несхожести двух частей одной наци. Достаточно большое количество работ посвящен социальным и психологическим проблемам восточнонемецких границ ФРГ.

Одной из главных причин социального кризиса восточных немцев справедливо называют экономические трудности процесса объединения. В год объединения восточным немцам было объявлено, что через пару лет они будут жить на фоне «цветущих ландшафтов», но до сих пор эти обещания остаются невыполненными.  На Востоке Германии сохраняется высокий уровень безработицы, где более половины трудоспособного населения, по крайней мере один раз в жизни оказывались в положении безработных. Лишь 30 % рабочих и служащих бывшей ГДР остались на своих прежних рабочих местах.  

Основной «раздражающий фактор» для восточных немев – положение с жильем, недовольство которым выражает 80 % опрошенных. 18 % не удовлетворены развитием демократии, 17 – медленным, по их мнению, ростом заработной платы.[8] Хотя доходы восточных немцев в последнее время значительно возросли, они еще значительно ниже, чем у западных. Если в 1990 г. семейный месячный бюджет восточных немцев составлял 1624 марки ФРГ, то теперь он возрос до 3021 марки, достигнув 86 % среднего западного уровня. В отношении товаров длительного пользования, таких как автомобили, бывшие «гэдэровцы» достигли планки 71 %. А вот по такому показателю, как владение недвижимостью, прежде всего жильем, они остаются на уровне 37,  % по сравнению с жителями старых земель.

Однако было бы упрощением связывать недовольство восточных немцев лишь к экономическим тяготам. И здесь возникает много концепций, объясняющих (по крайней мере, пытающихся это сделать) причины социально-психологического кризиса граждан новых федеральных земель. Еще до объединения западногерманские публицисты на фоне эйфории объединения предупреждали о несоответствии двух германских менталитетов и видели в объединении угрозу западной Германии,  и ее «западным ценностям».   В частности Т. Шмид[9]    оценивая состояние общества на территории бывшей ГДР после воссоединения констатирует, что в этой части Германии, которая не знала общественной жизни и не хотела видеть в гражданине активного участника событий царит весьма своеобразное представление о свободе, допускающее, например, даже расизм. Есть и другие явления, по его мнению, которые в будущем окажут свое влияние на западную часть Германии и приведут к «смещению акцентов». Пропаганда социализма и образ жизни в ГДР оказали свое влияние на умы людей. Это сказалось прежде всего в формировании иждивенческих настроений. В привычке все получать от государства.    Шмид вообще считает, что режим, который царил в ГДР. нес в себе многие черты довоенной Германии, они таиилсь в головах людей. После краха дух «старой Германии» дает о себе знать.

  Жителей бывшей ГДР в западном обществе привлекает прежде всего изобилие материальных благ, а все другое они невольно отодвигают на второй план. По мнению того же Шмида произошла оккупация ФРГ жителями ГДР, «в первую очередь их интересуют товары. Все остальное, в том числе и демократию, они рассматривают как упаковку для изобилия»

Шмид опасается, что вторжение в Федеративную Германию нравов другой немецкой судьбы может серьезно затронуть недобрые струны общественного организма и возродить те силы, которые делают ставку на демонтаж гражданского общества. Выход из такой опасной ситуации – это солидарного общества.

Ему вторит другой западногерманский публицист Т. Кох[10]. Он признает, люди между Одером и Рейном – это в своем большинстве немцы, которых связывает фундаментальная общность. Однако по мере того, как проект германского единства принимает все более четкие очертания все больше обращают на себя внимание ментальные  и культурные различия и несоответствия их жизненных миров.  

Они проявляются во многом: в отношении к работе, вещам, времени, лицам другого пола, деньгам и т.д.; в специфической семантике слов, в явном несовпадении склонности связывать и идентифицировать себя со  «своим» обществом или же отстраняться от него; в том как западные и восточные немцы оценивают самих себя и друг друга.

По мнению коха, ментальные и культурные различия между западными и восточными немцами питаются тремя источниками. Во-первых, за 40 лет самостоятельной государственности накоплен разный политический, духовный и культурный опыт. Для восточных немцев важными, хотя и не единственными его символами была Берлинская стена, государство-опекун, «внутренняя эмиграция», уравнительно общество дефицита. Сюда же относится и то, что большинство из них приняло социалистический эксперимент, а затем испытало его крах.

Во-вторых, разделенность немецкого народа  на два государства стало социальной разделенностью, превратившей ГДР в страну «маленьких людей»; наследников и могильщиков пролетарского жизненного и ценностного миров. Соответствующие ценностные представления и формы жизни накладывали свой отпечаток на будни ГДР и в значительной мере служили скрепляющими социокультурными элементами.

В-третьих, в отличие от западных немцев, стали действующими лицами и жертвами двойного краха – своей общественной системы и своего государства. В германское единство они вступают как политически поляризованная, частная нация с определенными психологическими столкновениями и большими надеждами.

Крушение системы, гибель трансформация бывшей ГДР подрывают не только глубинные основы прежней коллективной идентичности,  восточных немцев, но и затрагивают собственное «Я» человека в «новых федеральных землях».

Восточные немцы не были подготовлены к социалистическому рыночному хозяйству, современному, открытому, демократическому и плюралистическому обществу. Их умение ориентироваться, компетентность, социальный и культурный капитал переживает кризис драматически обесценивается или сохраняет лишб относительную ценность. Переняв в западной Германии правовую и институциональную систему. Они внезапно оказались выбиты из привычной колеи и превратились в функционально безграмотных. В отличие от них западные немцы более точно знают, что такое социальное рыночное хозяйство, как оно повседневно функционирует и чего оно требует от каждого. Они пока что остаются при своем прежнем опыте. В этом заключается один  из моментов их социокультурного превосходства, которое никак нельзя недооценивать. Старая ГДр представляла собой общество уравнительной и нивелированное, в котором конечно были ощутимые социальные различия, но не было крайне богатых и крайне   бедных групп. Социальная дифференциация поддерживалась в в определенных границах, доминировали жизненные формы и ценностные представления т.н. маленьких людей. Относительное сходство социальных условий существования и уравнительная практика будучи в числе мотивов выезда из страны, принадлежали к тем факторам, которые взорвали общество ГДР, но они, как оказалось, служили скрепляющим его социальным цементом.

В то же время автор отмечает широко распространенные среди западных немцев  стереотипы мышления и отождествление системы с мышлением, чувствами и поведением людей. Кульминацией бытовых вариантов такого образа мыслей является утверждение, что всем восточным немцам место в лагере перевоспитания. Правда искаженные представления о восточных немцах  обязаны свом возникновением не только «ложному мышлению» или  устойчивым стереотипам: на Западе царит тайное убеждение в том, будто его жизненный и ценностный миры представляют собой «норму». Лишь нем немногие могут быть свободными от него. Соответственно выглядят и  доминирующие представления о цели состоявшейся национальной реинтеграции.  В спорах очень часто приводится такой решающий довод: «Присоединения хотели вы». Здесь заложен значительный конфликтный потенциал.  Ведь восточные немцы все еще полагают, что прежняя ГДр в некоторых областях опережала ФРГ.

Несомненно, что в своем большинстве восточные немцы хотели германского единства и настаивали на нем в конечном счете для того, чтобы жить лучше, чем до сих пор, т.к. видели в нем наиболее естественный выход из кризиса совей собственной общественной системы. при этом большинство думало и думает не о полной ликвидации всего того, что составляло их жизненный мир, а синтезе лучших цивилизованных стандартов Запада с теми, которые могли действительно или даже мнимо предложить старая ГДР. По мнению большинства, новые свободы и жизненные возможности должны были суммироваться с существующими социальными и культурными достижениями.

По мнению Т. Коха от прежней ГДР остается больше. Чем предполагалось. Залогом этого является хотя бы уже преемственность и доминирование   коренного населения в новых кореных землях. В основе представления восточных немцев об удавшейся национальной интеграции, «лучшей жизни», социальном упадке или подъеме лежит двойной критерий. С одной стороны они определяются желанием быть наравне с соответствующими группами на Западе. И это желание наверняка доминирует. С другой, мерилом служит сохранение того, что любимо и дорого, признание и поддержание жизненных достижений.

Между двумя частями Германии существует неравновесие капитала, как в классическом смысле, так и неравновесие «социального» и «культурного» капитала. Без импорта элит и моделей трансформация ГДР немыслима.  Однако импортируемые элиты и модели должны показать себя с хорошей стороны и утвердиться во все еще ином социальном окружении. Так, есть значительные расхождения между «духом социальных законов» ФРГ и относительно стабильными настроениями восточных немцев. Если первые ориентируются на помощь ради «самопомощи», то последние запрограммированы на огударствление социального риска, на государственное обеспечение.

Наконец, серьезным конфликтным потенциалом  обладают напряженные отношения между импортированными и местными элитами, а также между последними  и широкими массами населения в Восточной Германии.

Обесценивание прежней ГДР глубочайшим образом затрагивает уровень самооценки восточных немцев: она равнозначна девальвации их самих. Демонтаж и самодемонтаж отражаются на людях по-разному, одних они делают маленькими людьми, разрушают их самосознание, заставляют отдалятся от своей социальной среды и искать свое место среди других социальных и социально-психологических общностей. У других развивается «надломленно-яростное оборонительное сознание граждан бывшей ГДР».

Как видим западногерманских публицистов объединяет в определении ментальности восточных немцев оценка общества бывшей ГДР как общества политического равнодушия и конформизма поведения. Этим они объясняют социально-психологический кризис  граждан бывшей ГДР и их ностальгию по своей социалистической Германии. Это вызывает у западных немцев опасение о реанимации нацизма в новых федеральных землях, разрушения и деформации западных ценностей гражданского общества. И эти опасения имеют под собой реальные основания. Отчужденность между западной и восточной Германиями имеют давнюю историю.

Территориально ядро бывшей ГДР составляли исконно прусские земли, т.е. те области, которые имели наименьший опыт в сфере демократии и западных традиций. Известно также, что в прирейнских элитах бытовал взгляд на раскол страны, как на шанс углубить свою связь с цитаделями западных демократий, одновременно освободившись от прусского балласта. Традиции «сильной руки» на востоке Германии и социальные гарантии воспитали иное мировоззрение у восточных немцев. Это подтверждается социологическими опросами населения[11].  В то, ч тое демократия является лучшей формой государства в ФРГ верит более чем 70 % населения и лишь 30 % - в ГДР. В ходе опроса населения земли Бранденбург центром изучения справедливости при Потсдамском университете, проведенного в 1995 г. выяснилось, что 60 % воспринимают свободу передвижений, как абсолютно позитивное изменение и только 11,5 % новых граждан признают за таковое «свободно-демократическое государственное устройство».

Стремление населения новых земель ФРГ к свободе, как показывают опросы общественного мнения оставляет желать много лучшего – неудивительно, если учесть, что на Востоке выжило тоталитарное понимание свободы. Погибшее государство обещало своим верноподданным свободу только как отсутствие нищеты, безработицы и бездомности – такого рода заботу вместо свободы. На вопрос какая свобода важнее всего 13 % предпочли свободу и демонстраций,   15 % отдали свой выбор «свободе свободного выбора разных газет», а 75 % граждан новых земель считают необыкновенно важной «свободу от финансового риска при болезни», этот пункт занимает прочное первое место при стремлении к свободе.

Распространенное  неприятие гражданских свобод и тоска по равенству, гарантиям – защите от риска снова и снова стимулируются экономической нестабильностью. На школе ценности восточных немцев доминирует желание покоя и порядка, к ним стремятся 55 % населения, гарантии же свободы самовыражения оказались еще ниже (4 %), чем стабильные цены (10 %).

Ограничение гражданских свобод кажется большинству восточногерманского населения приемлемой ценой, если при этом снизится степень риска.  Следовательно «свобода от государственного контроля» лично встала только для каждого второго бывшего жителя  ГДР, а «свобода выбора между политическими партиями» - только для каждого третьего. Восточные немцы не хотят, чтобы у низ отбирали ГДР, но и не хотят ее возврата. Эту позицию восточных немцев объясняют и  пытаются оправдать восточногерманские публицисты. Известная писательница Криста Вольф[12] пытается осмыслить ситуацию противоречия «осси» и «весси». Вот что она пишет: «Широкомасштабная попытка свести ГДР к понятию «неправовое государство», причислить к империи зла и тем самым блокировать историческое мышление, была на пользу столь же масштабно осуществляемому, массовому лишению граждан бывшей ГДР собственности. Тому, тому, что это право на собственность вообще было поставлено под сомнение, но проще всего она способствовало тому, чтобы скрыть, и не в последнюю очередь от западногерманских граждан, что плащ истории снова развивается в пользу тех,  у кого достаточно сильные легкие, чтобы придать ветру нужное направление».

Подход к истории, когда нормальным явлением в послевоенной истории считается ФРГ, а ГДР же – авария, несчастный случай истории, игнорирует историческую ситуацию, породившую эту самую ГДР, игнорирует фазы е развития, которые кстати, всегда полагалось соотносить с ситуацией в ФРГ: получалось, что ГДР – это омерзительная, однообразная смесь подавления и дефицита, каждый, кто родился в этом государстве или соприкоснулся с ней, тот себя запятнал.

Долго считалось: у тех, кто живет в восточных землях нет ни малейших оснований для чувства собственного достоинства. Нет необходимости бережно и осторожно обходится с их биографиями, интересоваться мотивами их поступков и ошибок, их изменениями. Они были, за немногим исключением, тех, которые имели право называться «жертвами», и часто таковыми действительно являлись, сотрудниками «штази», они поддерживали это государство, они были коллаборационистами. 

Лишь немногие, очень просвещенные умы на западе, считает К. Вольф пробились к осознанию того, что при сходных обстоятельствах и они не были гарантированы от того, что могли стать точно такими же, как эти, на востоке.

Разве не заставляет о многом задуматься тот факт, что имено самые критические умы бывшей ГДР, участники движения за гражданские права, литераторы, молодежь, всегда стремившиеся выразить свою критику, теперь предостерегают от деморализации ГДР? Многие среди них возражали против, вроде бы естественного предложения, что они, поскольку им довелось вырасти в ГДР, вытянули «плохую карту».

Различия в менталитете, по мнению К. Вольф, являются результатом -  если   не обусловлены просто решительными различиями – противоположным образом устроенных общественных систем. Даже если ФРГ и ГДР были всего лишь двумя разновидностями индустриального общества, даже если обе эти разновидности стремились к эффективности, прибыли, высокой производительности, росту, то совершенно очевидно, что западная Германия могла заниматься рыночной экономикой без идеологических препон и поэтому внедрила в людей иной каталог ценностей, нежели Восточная.

Главное различие, которое наиболее отчетливо отличает «осси» и «весси», - считает К. Вольф, -  это отношение к собственности. В ГДР существовало другое, более небрежное отношение к собственности, которая была знакома людям преимущественно, как потребительская стоимость, как предметы потребления, так же и к деньгам, вокруг которых все вращается в свободном рыночном хозяйстве. Для западных немцев, должно быть оскорбительно, когда восточные немцы,    то взглядом, то небрежным пожиманием губ дают понять, что собственно говоря считают, это ненормальным. В глубине души они так и не научились считать богоугодным делом, когда общество на одном своем полюсе порождает все больше сверхбогатых, а на другом – все больше бедняков, причем имеется не только материальная бедность.

Многие бывшие граждане ГДР воспринимают новое отчуждение, которое они испытывают в новых условиях, опыт связанный с тем, что общественное мнение, гласность используется против них, что они воспринимают все это как повод отказаться от всякого критического самоосмысления или даже для переиначивания собственной биографии.

Вольф говорит, что эта легенда. Что восточные немцы сами выбрали то,   что сейчас имеют – граждане ГДр рассчитывали, что выбирая объединение и парламентскую демократию, они выбирают не только благосостояние, но и свободу, и равенство.

На востоке Германии цена того, чтобы не скатиться до уровня  страны, т.н. «третьего мира», очень высока. Особенно для людей, страше 50 лет. Им пришлось смириться с фактом, что при политическом соотношении сил в Германии 1990 г. и при высоком уровне собственности и имущества в капиталистической форме экономики, не было никакого шанса, например, путем одной-единственной поправки в основном законе – компенсация перед возвратом собственности – признать их скромный имущественный уровень, избежать чрезмерных страданий и злобы в новых землях, недовольства, ненависти, зависти. Между восточными и западными немцами, среди которых кстати, немалое количество оказалось в роли, которая им совсем не к лицу. Восстановление старых отношений собственности получило преимущество перед дружескими, лишенными напряженности отношениями между немцами.     

Восточные немцы действительно видели по своему объединение Германии и горько разочаровались, когда их видение не сбылось. Отсюда идут процессы, т.н. «остальгии», тоски восточных немцев по прошлому. Многие из разочаровавшихся спрашивают: «Разве все было плохо в ГДР? Детсады бесплатные, полная занятость, небольшая преступность, и уж во всяком случае – никакой наркомании». Сами восточные немцы признают: «Да мы ждали нового, но уже испытанного на практике, стремились к той политической и хозяйственной модели, которым многим на Западе даже тогда представлялась устаревшей. Альтернатива системе ГДР была легка но переход к ней совершился слишком быстро – и  для экономики и для человеческих душ».[13]

 Чем отдаленнее во времени штурм Стены и само объединение, тем любезнее сердцу представляется ГДР. Когда восточных немцев спрашивают о том, как они воспринимают объединение, только 7 % вспоминают прекрасное ощущение свободы, зато в  три раза больше людей помнят свои опасения, связанные с  социальной и профессиональной деградацией, ухудшением уровня жизни и неуверенностью в будущем.[14]

Стираются из памяти даже репрессии именем т.н. диктатуры пролетариата. Общественно-научный германский форум задал новым гражданам ФРГ один и тот же вопрос в 1990 и 1995 гг.: «Что по вашему мнению было типично для ГДР?». Вердикт «тотальный контроль, вплоть до личности» вынесли в 1990 г. 73,4 % опрошеных, в 1995 г. – только 40 5.

Свободе предпочитают «равенство». Жить в условиях свободы и беспрепятственно самовыражаться стремятся только 35 % граждан. Поставленные перед выбором между свободой и равенством 47 5 респондентов ответили, что им «важнее всего равенство, чтобы никто не был обойден и чтобы социальные различия не были так велики». У 72 % восточных немцев требование «больше равенства, меньше социальных различий» находят положительный отклик.

    Восточные немцы в последнее время все более критически относятся к объединенной Германии. Углубляется пропасть, прежде всего, в сфере менталитета по отношению к важным ценностным ориентирам. Американский социолог Марк Алан Говард. Который уже несколько лет работает в новых федеральных землях Германии, изучаю феномен «Остальгии» называет бывших граждан ГДР «самостоятельной этнической единицей». Вот, что он пишет: «Хотя восточные немцы и не отличаются расовыми, языковыми, религиозными и др. признаками от западный, они составляют   в рамках ФРГ особую, постоянно самовоспроизводящуюся и территориально фиксированную группу, которая эмоционально связна общим прошлым, общими ценностями, общей борьбой и общим противостояние «чужакам»».

Вот слова Барбары Гольхайм[15], которая говорит о том, что они потеряли и приобрели в новой Германии: «Крушение ГДДР было неизбежным политически и экономически. Но нынешняя ФРГ не стала ей  настоящей альтернативой: диктатуру идеологии заменила диктатура денег. Десять лет назад я мечтала совсем о другой Германии, во всяком случае – но об объединении. Считала, что раскол страны – пожизненный штраф за наше социал-националистическое прошлое. Я и дальше предпочла бы существование двух немецких государств, тесно общающихся друг  с другом. Мы в ГДР хотели улучшить нашу систему, а не стать западными немцами. То, что произошло на самом деле, больше напоминает оккупацию. И так думают очень многие в этой стране. Восточные немцы в ФРГ – люди второго сорта. Между тем, у нас своя шкала ценностей. И мы хотим оставаться с нашим прошлым так, чтобы  нам не предписывали, что в этом прошлом было хорошего, что плохого.

Мы внушаем страх западным немцам. У нас не столь развито потребительское и мы более открыты.    Люди, которые думают, что все можно купить, общаясь с нами тотчас ощущают угрозу.

Хотя я не была апологетом в ГДР в этой ФРГ  я не чувствую себя дома. Эта система тоже больна. К сожалению те, кто мог бы лечить ее, просто не имеют денег и не могут соперничать с мощным лобби на выборах. Интеллектуалы, конечно пытаются действовать словом, но массы, которым иногда в пору бы идти на баррикады их не слушают. Хотя люди поменяли «трабанты» на подержанные «фольксвагены» ведут они себя, как во времена, когда ездили на «трабантах». Что ж таковы люди.

Я хорошо знала запад еще до объединения и именно  поэтому никогда не хотела покидать ГДР. В ГДР была масса трудностей, но и много импровизации, и это давало пищу людям творчества.  А ФРГ закоснела. Да, здесь есть свобода, но пользоваться ею можно если только ты достаточно материально обеспечен. Но какая часть населения материально обеспечена?

Сейчас воцарилась пропасть между богатыми и бедными. А мое поколение, выросшее в ГДР, хочет жить среди равных. Не верю, что счастье людей якобы растет параллельно их благосостоянию»

Как видим восточногерманское общество за четыре десятилетия выработало свою шкалу ценностей,  не хочет ее менять в угоду объединенной Германии. Возможно этим и объясняется то, что впервые за долгие годы громко заявила о себе Партия  демократического социализма. Она является прямой наследницей   правящей в ГДР Социалистической единой партии Германии. На выборах в бундесрат (верхнюю палату парламента) в Саксонии   и Тюрингии ПДС заняла второе место после правящего Христианского демократического союза (ХДС), обыграв социал-демократов Герхарда Шредера. По прогнозам специалистов не менее  удачно ПДС выступит и  на будущих выборах. Хотя лидеры ПДС заявляют, что они будут счастливы получить 16 % голосов избирателей, по некоторым прогнозам за партию могут проголосовать 20 % избирателей. ПДС отрицает, что ее успех связан  с т.н. «протестным электоратом», но в действительности 80 % избирателей и членов партии – люди пожилого возраста.

Люди испытывают культурный шок, который предполагает с десяток различных психологических реакций: стресс от того, что от человека требуют приспособленности и связанных с ней поступков, страх потерять работу, статус и имущество, ощущение, что от тебя отворачиваются новые господа и т.д.

Восточные немцы начинают обособлять себя от западных, этот антагонизм не выливается правда в открытое противостояние, но крепко сидит в подсознании «осси». Одним из примеров тому может служить некая солидарность бывших жителей ГДР на дорогах – жителю с западногерманскими номерами не приходится рассчитывать на такт и вежливость на автобанах новых федеральных земель. Вошли в моду и пользуются растущим спросом продукты, знакомые с детства каждому восточному немцу. Даже западные фирмы стали выпускать товары для продажи на востоке со старыми названиями, в упаковках, стилизованных под гэдэровские времена. Возможно к этому их в немалой степени подталкивает отношение к ним западных немцев. Жители западной Германии мало что знают о своих братьях на востоке и, честно говоря, не особо горят желанием узнать проблемы восточной Германии. Для большинства западных немцев восточные – до сих пор чужаки. Они даже говорят на другом немецком.

Лингвисты не поленились подсчитать – за годы после объединения Германии восточным немцам пришлось перенять около 3000 слов, которых не было в их лексиконе и смысл которых был мало понятен «осси». Сегодняшнюю Германию связывают с полупроводником – влияние восточных земель на запад почти не заметно, информация о положении вещей по ту сторону вчерашней границы скудна.

Немцам ФРГ до сих пор неизвестны многие пласты жизненного и ценностного мира восточных немцев. Их незнание политической и институциональной системы бывшей ГДР поразительно. Пожалуй самый безобидный вариант такого невежества продемонстрировал один западногерманский институт по  изучению общественного мнения, проводя опрос среди граждан ГДР об уровне их образования и предлагая при этом выбрать ответ из перечня форм и образования и ученых степеней, существующих в Федеративной республике Германии[16].  Большинству западных немцев ГДР казалась одним большим концлагерем. Их раздражают напоминания  о проблемах восточной Германии. «И чего они там всем недовольны, все ноют и ноют, мы ведь выложили из своего кармана, страшно подумать, какие суммы,  - по три тысячи марок ежегодно каждый и продолжаем платить, «налог солидарности», чтобы им там жилось лучше?» - не могут взять в толк «весси». Отсюда идет западногерманский национализм по отношению к восточным немцам. Восточным немцам труднее устроится на престижную, высокооплачиваемую  работу, сложнее пробиться на руководящие должности. Возник устойчивый стереотип в отношении «осси» - восточный, значит с некоторыми отклонениями в характере, в поведении, и в конечном счете не вполне надежный.  Восточные немцы много претерпевшие от лицемерия недавней своей идеологии и мечтавшие о подлинной демократии все еще остро воспринимают официальное двуличие и ложь. Последняя же, как свидетельствуют теперь бывшие правозащитники и обыватели, оказалась «нормальным» инструментом новой власти, и вообще нового строя жизни.

Средний западный немец успел встроиться в мир массовых стереотипов и правил умолчания под названием «политкорректность». Когда восточным немцам предложили принять похожий мир в обмен на комфорт многие забастовали.

Восточногерманского рабочего, средний месячный заработок которого как раз дотянул до 1600 марок, все труднее соблазнить регулярными напоминаниями о быте номенклатурных геронтократов. Зато из достигающих его ушей отголосков разборок он начинает улавливать кое-что о реальной циркуляции благ в ФРГ. При этом его выводит из себя не столько разрыв в достатке, сколько абсурдность происходящего.

Так, за последнее время можно было узнать, что западногерманские посредники получали за передачу предприятий ГДР западным концернам по несколько десятков миллионов марок, что капитанам немецкой  индустрии,    теряющим посты в результате межфирменных слияний, выплачиваются отступные в 10, 20, 60 млн. марок, в «интересах лояльности и конфиденциальности». Это заставляет восточных немцев выделять по опросам наиболее почитаемым институтом полицию, а отнюдь не правительство, парламент или партии.

Восточные немцы начинают приходить  к выводу, о том, что болезни, повлекшие за собой капитуляцию Востока, глубокий консерватизм  правящего класса, его низкая компетентность, его идеологический самообман и неспособность руководить страной ко всеобщему благу – что эти болезни, хотя и в ослабленной форме присущи и политическому классу запада. Отсюда неприятие и враждебность «осси» к западным землям.

Однако существует и другой взгляд на политико-психологические проблемы восточной Германии. Он связан прежде всего со сложившимся стереотипом на Западе, что Восток остается «жертвой», и Восток обслуживает этот стереотип для получения денежных переводов. Таково мнение немецкого публициста Клауса Хартунга.[17]    Он пишет следующее: «Образ Восточной Германии в сценарии катастрофы – это образ жертвы объединения. В стране, которая ощущает себя страной преступников, роль жертвы может быть выгодной…статус жертвы стушевывает личностные особенности и личные поступки.

Тот факт, что восточногерманские политики способствуют созданию образа жертвы, вполне в духе запутанных германско-германских отношений. На Востоке известно, как на защиту, наличности социального имущества западу нужно, чтобы на Востоке существовала угроза этой наличности. Сохранение социального статус-кво узаконивается как раз благодаря тому, что ему угрожает Восток».

Диалог «Восток-Запад» обусловлен, прежде всего, политической и общественной деятельностью Востока, мощные исторические изменения на Востоке остаются незамеченными. Это радикальные изменения, которые сняли и опрокинули привычный язык, психологию, самовосприятие  людей. Восточные немцы уже лучше ориентируются в правовых вопросах, в проблемах страхования, в налогах. За этим стоит  не только воспитанная историей способность к обучения, которую западный немец вряд ли способен себе представить.

Сложная дискуссия о законодательстве и правовом государстве образует одну из невидимых фронтовых линий в восточногерманском конфликте «Восток – Запад». Речь идет о противоречии между потаенной властью законов и требованиями, чтобы право являлось только защитой интересов граждан.

Восточная Германия необратимо идет по пути модернизации. Усвоение демократических правил игры и институтов вовсе не означает простого повторения того, что имеется на западе Германии. Восток отличается более мобильным менеджментом и более быстрым реагированием, чем Запад. Но ставший столь любезным образ восточной катастрофы заставляет всего этого не замечать.

Существующий конфликт между свободой и равенством, по мнению Карла Хармунга, является внутренним конфликтом восточной Германии. Связано это прежде всего с тем, что восточные немцы родом из контролируемым государством культуры уравниловки, где слесарь и профессор медицины жили на одной площадке панельного дома. Уничтожение этого равенства маленьких людей, осознание того, что коллега, с которым состоишь в приятельских отношениях, поднимается по ступеням нового общества, отстаешь – одно из самых сильных потрясений после объединения. Запад должен избавится от понимания Востока как   жертвы объединения. Анализ публикаций показывает, что политико-психологическая проблема  достаточно остро стоит в современной Германии. Пришло понимание, что в действительности дело обстоит еще хуже, чем представлялось до объединения. Государственное объединение, которому прежде мешали различные непреодолимые препятствия удалось реализовать самым быстрым и легким образом. Труднее всего развивается как раз тот процесс, который не сулил прежде вроде бы больших проблем – возникновение чувства единения в сознании  немцев; в их эмоциональном отношении к жизни, в их опыте и в их душевном настрое. Этому препятствует столкновение двух совершено различных обществ, двух различных культур. Глубокий след в сознании людей оставил более чем 40-летний период насильственного разделения и существования в коренным образом различных государственных, экономических и общественных системах. И этот яд разъединения по обе стороны Эльбы продолжает действовать в умах людей.

Социальное вырождение широких слоев населения  восточных земель федерации мешает им воспользоваться той свободой, которую они так желали и которой они добились в результате мирной революции.

Главная проблема состоит в том, что комплексный общественный порядок, ориентированный на полное раскрепощение любой инициативы и открывающий путь к западноевропейскому типу цивилизации, был привнесен населению, для большей части которого такого рода комплексность, динамика и взаимосвязанность всех и вся оказались чуждыми.   Широкое огосударствление общества привело население ГДР к такому состоянию, когда ему явно не хватает как способностей, так и намерения воспользоваться открывающимся теперь возможностям.

В числе сдерживающих факторов интеграции восточных немцев в новую жизнь следует назвать ориентированность на начальство, на котором сходились все ожидания, как положительного, так и отрицательного характера. Уже после объединения население восточных земель при радикально изменившихся обстоятельствах  все еще продолжало ждать благ именно «сверху»,  а не в результате собственной инициативности. Массовое разочарование из-за несбывшихся полностью надежд, которые кстати подогревались боннскими консерваторами ведет к пассивности, апатии, озлобленности. Восточные немцы  вновь, как и при Ульбрехте и Хоннекере чувствуют себя немцами второго сорта.

Ориентация на «национальное»  противоречит мироощущению широких кругов населения на западе страны, которые ориентируются в большей мере на срастание стран Европы и образующуюся при этом сеть государственных и неформальных контактов, связей и отношений.

Политические деятели в Западной Германии до сих пор не справились со взятыми на себя обязательствами обеспечить органичное соединение обеих частей страны. Они упустили момент использования эмоциональной фазы переломного периода в ГДР и момента государственного объединения для того, чтобы готовность пойти на определенные жертвы во имя единства, которая прежде была у населения. Вместо этого они сделали все, чтобы создать у населения уверенность, что материальные издержки воссоединения удастся легко оплатить. В позитивных качествах западной цивилизации созданных и воплощенных в духовной и материальной жизни в ФРГ за сорок лет, восточных немцев убедит что угодно, но не самоуверенность, самодовольство и заносчивость тех. Кто живет на западе страны. Необходим чуткий, осторожный  подход, необходимо учитывать непреложности, существования и проявления личности, в условиях тоталитарной системы. 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

И в заключение  нашей работы хочется подвести основные итоги исследования, сделать выводы и обобщения. Кардинальные перемены в ряде стран Восточной Европы в конце 80-х годов XX столетия явились логическим следствием тех внутренних процессов, которые происходили в этих государствах и во всем мире в течение последних десятилетий. В конце XX века мировое сообщество вступило в фазу постиндустриального развития, имеющего свои законы, которые, в свою очередь, требуют соответствующих механизмов функционирования государства. В эпоху небывалого развития информационных технологий, все более интенсивного обмена информацией, становящихся прозрачными и исчезающими границ, развития мирового рынка, углубления экономической интеграции, все большей экологической взаимозависимости государств существование "закрытых" обществ становится невозможным, они естественным образом выпадают из единого экономического и политического процесса и неизбежно терпят крах. Молниеносное крушение коммунистических режимов в ряде стран Центральной и Восточной Европы - наглядное тому доказательство.

К концу 80-х годов социалистические государства исчерпали свои возможности и ресурсы. Несомненно, что одной из главных причин развала социалистической системы был экономический фактор. К этому времени резко сократилась эффективность хозяйственной деятельности, дефицит бюджета достиг критической отметки, стала очевидной разбалансированность внутреннего рынка, катастрофически упал жизненный уровень населения. Экономический застой и последовавший коллапс уже не могли быть объяснены временными трудностями, происками внешних врагов, капиталистическим заговором. Система, которую в течение нескольких десятков лет преподносили как наилучший путь к светлому будущему человечества, рухнула за короткий срок революционных преобразований и стала трактоваться как ошибочная или в лучшем случае как утопическая.

Процесс бархатных революций 1989-1990 гг. является одним из важнейших политических процессов ХХ столетия. Особый интерес мировых политиков привлекала ГДР, в связи с тем, что в данном случае речь шла не просто о смене правящего и экономического режимов, а об интеграции этой страны с одним из лидеров политической и экономической жизни мира – ГДР, поэтому, на наш взгляд интересным представляется проследить процессы, происходящие в Германии с точки зрения ведущих мировых политиков того времени.

Объединение Германии породило множество проблем, одной из которых стала проблема экономическая. Несмотря на различие конкретных оценок экономических последствий  объединения Германии, практически все исследователи сходятся на том, что этот процесс создает новую экономическую и геополитическую ситуацию в рамках ЕС, Европы и мира. Объединение Германии дает ей новые средства экономического и политического воздействия на развитие Европы и процесс радикальных перемен в восточноевропейских странах. Исследователей, прежде всего, интересует уникальный опыт перевода экономики планового хозяйства ГДР на рельсы социального рыночного хозяйства. Бесспорно, этот опыт имеет не только академический, но и практический характерРасширение рыночного пространства за счет бывшей ГДР открывает новые возможности для экспансии западногерманского капитала. После объединения компании ФРГ активно осваивают новые земли в первую очередь как рынки сбыта. Насколько активно и в каких формах будут участвовать в инвестициях в Восточную Германию? Сама ФРГ не очень привлекательна для зарубежных инвесторов. Высокие доли, дорогая рабочая сила, конкуренция  на внутреннем рынке – все это ухудшает шансы ФРГ как импортера капиталов. Но одним из естественных путей возрождения предпринимательства на территории экс-ГДР и приватизация государственного имущества представляется участие западных компаний в этих процессах.В восточных землях западных инвесторов привлекают прежде всего близость к новым потребителям, существенно меньшее значение имеют такие моменты, как их положение «моста» в Восточную Европу, дефицит мощностей  на Западе, а также наличие квалифицированной и несколько более дешевой рабочей силы.

Одной из главных причин социального кризиса восточных немцев справедливо называют экономические трудности процесса объединения. В год объединения восточным немцам было объявлено, что через пару лет они будут жить на фоне «цветущих ландшафтов», но до сих пор эти обещания остаются невыполненными.  На Востоке Германии сохраняется высокий уровень безработицы, где более половины трудоспособного населения, по крайней мере один раз в жизни оказывались в положении безработных. Лишь 30 % рабочих и служащих бывшей ГДР остались на своих прежних рабочих местах.  

Однако было бы упрощением связывать недовольство восточных немцев лишь к экономическим тяготам. И здесь возникает много концепций, объясняющих (по крайней мере, пытающихся это сделать) причины социально-психологического кризиса граждан новых федеральных земель. Еще до объединения западногерманские публицисты на фоне эйфории объединения предупреждали о несоответствии двух германских менталитетов и видели в объединении угрозу западной Германии,  и ее «западным ценностям». Существующий конфликт между свободой и равенством, по мнению Карла Хармунга, является внутренним конфликтом восточной Германии. Связано это прежде всего с тем, что восточные немцы родом из контролируемым государством культуры уравниловки, где слесарь и профессор медицины жили на одной площадке панельного дома. Уничтожение этого равенства маленьких людей, осознание того, что коллега, с которым состоишь в приятельских отношениях, поднимается по ступеням нового общества, отстаешь – одно из самых сильных потрясений после объединения. Запад должен избавится от понимания Востока как   жертвы объединения.